Михалков зарекомендовал себя как мастер перифраза: «Буча Кэссиди и Санденса Кида»
в «Своем среди чужих»…, хамдамовских материалов к «Нечаянным радостям» —
в «Рабе любви». Здесь это умение изменило ему. В сцене прощания — с ее аллюзиями
на несовместимые «Летят журавли» и «О бедном гусаре замолвите слово» — план с Ильиным, отдающим честь опальным юнкерам,
так назойливо и многократно вмонтирован
в толпу, что невольно хочется крикнуть: редактора! Редактора! Но редактора
у Михалкова быть не может, он, на беду себе, абсолютный субъект.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: