Александр Сокуров озабочен не психологией, а физиологией бытия. Исторический анекдот постепенно сходит на нет, условные персонажи умирают в безусловно реальных
актерских телах, а не наоборот, как требует тривиальное игровое кино. К финалу хочется снять имена Адольф и Ева. Пускай будут: Адам и Ева, мужчина и женщина, он и она.
Кажется, Розанов: «Всем великим людям я бы откусил
голову». Погорячился: человек относительно велик лишь
по телевизору и на трибуне. Протяни руку — на поверхности тела начинается боль, следом приближается смерть.
Любовь побеждает смерть. Ева Браун не хочет знать
о мировом побоище. Она легкомысленна, плохо понимает стратегические планы Вермахта. Ева не верит в его бессмертие: мешки под глазами, нервы ни к черту, тело будет предано земле. Любит, жалеет, этим и спасется.
Пластические вибрации актеров — пляска Смерти, отменяющей общественную мораль в преддверии страшного суда. Риторике политкорректности брошен вызов. На поверхности тела, у последней черты идеология, власть и законы
больших чисел теряют силу. Смерть есть смерть, никакого иллюзионизма, последняя правда, страшная свобода.
Читайте также
-
«Адрес — время, а не место» — Новая жизнь Канского видеофестиваля
-
Как сберечь — нет ли средства, нет ли, нет ли, есть ли...
-
Обладать и мимикрировать — «Рипли» Стивена Зеллиана
-
Музыка, рождающая кино — Рюсукэ Хамагути и Эико Исибаси о фильме «Зло не существует»
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Будто в будущее — «Мейерхольд. Чужой театр» Валерия Фокина