1
Драматургия этого фильма безупречна. Трагикомическая экспозиция про человека и кошку — слепого человека и зрячую кошку. Напряжение, накапливающееся с каждой новой петлей авоськи. Точка кипения — или оцепенения — в сцене на улице, разрешающаяся слезами, которые почти невозможно вынести (камера смотрит, но в какой-то момент тоже в бессилии отворачивается к серым домам за окном). И вниз, вниз, под горку, отпуская потихоньку зрителя и героя — и последний всплеск-плач буянистой кошки-бандитки. В сознании застревает каждый эпизод — к примеру, как герой, стоя на дороге, шагает на тротуар перед каждой машиной и спускается потом обратно, и снова шаг на тротуар, и снова обратно, а его соседка все поет и поет, а он слушает, и только шагает — наверх, вниз, наверх, вниз, ощупывая поребрик белой тростью… Здесь правильно сделано даже то, что не положено, — к примеру, режиссер, рефлекторно бросающийся поднимать рассыпанные кошкой стариковские бумажки и врывающийся в кадр, чтобы хоть как-то, хоть что-то: да, эту эмоцию зрители разделяют. Это кино совершенное — и очень страшное, почти невыносимое. Потому что жизнь почти невыносима, режиссер в этом уверен. И только его герой вряд ли разделяет его точку зрения.