1
Два года назад я посмотрел фильм «Чистый четверг», который потряс меня. Мне страшно представить себе, что если бы «Сеанс» не настоял, я мог бы его не увидеть. И не увидел бы потому что у нас все великолепно устроено для совершеннейшей изоляции людей, делающих настоящее искусство. Я позвонил ему, он взял трубку. Я сказал, что как его коллега, как его соотечественник преклоняюсь перед ним, что я низко ему кланяюсь за этот фильм. Что в этом фильме я почувствовал глубокую родственность мою с ним — во взгляде на войну, на современную Россию, на природу кинематографического мышления. Что меня ошеломила художественная зрелость, подлинный, нефальшивый гуманизм, в котором нет ничего от дешевого публицистического пафоса. Что это единственная картина, в которой я принимаю как абсолютную художественную необходимость нецензурную речь, и она не мешает мне там, и я считаю, что не показывать картину по центральным каналам — преступление. Я сказал ему, что меня душили слезы во время просмотра и что я никогда бы не смог сделать такую картину. В моих словах не было никакого преувеличения. Я уже знал, что его профессиональное положение крайне тяжелое, и это нисколько не удивляло меня. Я хотел понять, чем могу помочь ему, что я могу сделать для того, чтобы он работал в полную силу, как и положено художнику такого уровня, такого масштаба, — но он молчал. Разговора не получилось.
Такие, как Расторгуев, должны получать персональные гранты — не только на конкретные проекты, но для возможности думать и готовиться к этим проектам. Таких, как Расторгуев, наши прекрасные чиновники — представители государственных телеканалов должны упрашивать работать. Тем более что таких, как Расторгуев, сегодня ведь очень немного, господа. Настолько немного, что лучше и не уточнять — сколько.
