1
Это даже не о том, как чеченских беженцев прибивает к русским деревням, а о поисках языка описания. О том, как показать жизнь, в которой крыша коровника обваливается страшнее, чем на войне, грязь в углах копится годами, а пацаны на танцах в клубе даже не заходят в зал — трут, курят и машутся под дверью с надписью «Не курить». И все пьяные. Даже Апти, сын Султана, хотя мусульманам нельзя. Но Аллах далеко от деревни — о ней и Бог давно позабыл. Здесь никто не говорит в камеру, потому что ее как бы нет. Даже если бы действие происходило на площадке под операторским краном, навряд ли кто-то повел бы себя иначе. Сквозь эту темноту не про-бьется ни один софит. Глушат злую водку, орут что-то про дух, который крепче здоровья, собираются воевать — кто за что. В Чечню уедут старый Султан и Толик. Один на родину, другой за родину. Это все еще так называется. Останется Апти — одуреет от водки. Вот и все. И никто не скажет: «Зато у нас закаты красивые». Система сдержек и противовесов больше не работает. В глаза смотреть!
Читайте также
-
Генрих Игнатов: «Призраки появляются за счет монтажа»
-
Глухая балерина — Из книги Бориса Тулинцева «Нестертые следы»
-
Динара Друкарова: «Бросить всё и уехать на край света»
-
«Она обладала магией делать вечным все, чего касался ее взгляд»
-
Без кавычек — Памяти Дмитрия Голынко-Вольфсона
-
Любовь Борисова: «Мы свирепо хватаемся за жизнь — в этом наша философия»