Милиционер
Про самого первого милиционера, который вот придет заберет в мешок — и вспоминать не стоит. Он все равно не пришел, и поэтому его как бы и не было вовсе. Первым пришел дядя Степа и уселся на глянцевой обложке книги про себя.
СЕАНС – 7
Дядя Степа виновато улыбался, пытался поместиться на обложке и не помещался. Форма дяде Степе ужас как не шла. Тощие запястья торчали из обшлагов, китель морщинился, а брюки то и дело грозили разъехаться по швам (как уже разъехались однажды две главы тому назад на той, помнишь, странице с масляным пятнышком в правом углу — говорят тебе, не читай за обедом ).
Они ходили по трое и хмуро напрашивались на анекдоты — им не отказывали.
Дядя Степа был справедливый и сильный и не давал спуску хулиганам. Его любили. Потом он незаметно постарел, потучнел, осел под тяжестью звездочек на плечах. Превратился в деревенского участкового дядю Анискина и лукаво козырнул из телевизора. Анискину тоже форма не шла хоть убей. Узел галстука давил старческую шею, видавший виды китель сидел мешком. Анискин был добрый и одышливый. От него пахло парным молоком и его любили не меньше, чем дядю Степу.
Анискин рыскал от нечего делать по деревне в поисках фантомаса, а на него и внимания не обращали. Пускай себе.
А вот дети у Анискина пошли никуда. Их не любили, потому что их не за что было любить. Они ходили по трое и хмуро напрашивались на анекдоты — им не отказывали. Их жалели. Они были из внутренних органов.
Когда их, наконец, списали за ненадобностью — из славных рядов, из анекдотов — на перекрестке остался маячить одинокий приговский милицанер. От милицанера пахнет гуталином и его никто не любит и не жалеет.
Форма ему идет.
Рассуждать Степан не стал —
Светофор рукой достал,
В серединку заглянул,
Что-то где-то подвернул…
В то же самое мгновенье
Загорелся нужный свет.
Восстановлено движенье,
Никаких заторов нет!
Нам ребята рассказали,
Что Степана с этих пор
Малыши в Москве прозвали:
Дядя Степа-Светофор.
