Сеансу отвечают: Глянец

Главный парадокс «Глянца» в том, как легко согласиться с каждым тезисом его авторов. И сколь резкое, почти физиологическое отторжение вызывает визуальное, кинематографическое воплощение этих тезисов. Модная литература об экскрементах смехотворна — но еще смехотворней ученически-наивная пародия сценаристов на филигранную прозу Владимира Сорокина. Жители провинции в состоянии подпития страшноваты на вид — но в исполнении актеров Кончаловского они страшнее стократ. Воспитательницы детсадов, продавщицы и студентки на последней полосе «Комсомолки» — то еще зрелище, но Юлия Высоцкая в гриме ростовской швеи перещеголяла всех. Все мы подозревали, что мир высокой моды так себе конфетка. Но никто до Кончаловского не брался утверждать, будто кроме отбросов общества в этом мире никогда никого не было. «Глянец» не вышел ни смешным, ни злым; это не пародия и не гротеск — это обиженный вопль человека, не принятого в мир гламура и за то мстящего со всей жестокостью. Месть получилась мелочной, фильм — пустым и нелепым.

«Глянец», ясное дело, легкая добыча для критиков. Именно поэтому не хочется ругать ни очевидную эклектичность фильма, ни его жанровую неопределенность. Мне кажется, Кончаловский «подставился» под удары вполне сознательно. Сделай он сатиру в духе Prеt-аporter Олтмена, все бы только порадовались. Сколько ни пиши шаржи на гламур и антигламур, они чудесным образом превращаются в рекламу. За основу сюжета взяты кинематографические модели сказки про Золушку и прекрасного принца и голливудского мифа о суперзвезде. Одновременно Кончаловский упорно продолжает рассказывать историю про Асю Клячину. То есть историю нравственного выбора и отказа от социального успеха. Иначе говоря, в рамки жанрового кино запихивается социальная и нравственная проблематика совсем из другой оперы. Нечего и удивляться тому, что к концу начинается чистый цирк — с двумя якобы открытыми финалами, клиповой нарезкой и проч. Но само сюрреалистическое желание режиссера представить Асю Клячину в образе Грейс Келли мне почему-то симпатично. Кто еще мог решиться на такую авантюру, кроме Кончаловского?

Бог мой, да неужели же это Кончаловский снял? Когда-то в подобном духе, так же все сваливая в одну кучу, снимали советские режиссеры свои опусы об ужасном буржуазном мире. Они не сильно старались, ибо цель у них была одна — показать, что там, за океаном, живут одни гады. Как-то не верится, что режиссер преследовал именно такую цель, — уж больно она ничтожна. Однако иных выводов, кроме того, что мир глянца населяют гады, из фильма не сделаешь. К сожалению.

Если принимать «Глянец» за чистую монету — то есть как фильм, в котором вся правда показана, то можно, пожалуй, и умереть со смеху. Здесь сконцентрированы все страшные фантазии провинции о далекой и непонятной столице, жеванные-пережеванные на кухнях и завалинках. Об этой экранизации новейшего фольклора не стоило бы и говорить — если бы не странный поворот творческого пути Кончаловского, который тут, натурально, дал Линча.

Сатирические фильмы — а именно таким, кажется, задуман «Глянец» — предполагают либо любовь, либо ненависть к объекту сатиры, но, похоже, Андрей Кончаловский не испытывает ни того ни другого к миру современного гламура, от которого он брезгливо отгородился забором поместья на Николиной горе.

Что отличает «Глянец» от «Дольче вита»? Между ними дистанция огромного размера, как между «Андреем Рублевым» кисти Глазунова и самим Рублевым. Режиссеру, изобличающему глянец, не хватает отстраненности; его самого, словно песчинку, закрутило гламурноприблатненным водоворотом. Главный изъян картины — too much: в актерской игре, надрывном мелодраматизме флэшбэков, пародийном комиковании. По мнению режиссера, все это и есть cool, присущий настоящему эпатажному гламуру. Чтобы тошнило.

Собственно говоря, сказать тут нечего за полным онемением от увиденного. Все это какой-то кошмарный сон. Вот только непонятно, снится ли столичному режиссеру, что он — провинциальная ткачиха, мечтающая о карьере модели, или это ткачихе снится, что она режиссер, снимающий фильм про гламур? Можно еще осторожно заметить, что глянец — великая сила, смертельным заклятьем обращающая в говно всякий поднятый против нее меч.

Фильм за гранью добра и зла. Вышедшую одновременно книгу философских раздумий Андрона, переквалифицировавшегося в Андреи, но так и оставшегося Савлом, после просмотра «Глянца» противно брать в руки: какое нам дело до того, что думает о России и мире режиссер, дошедший в сугубо профессиональной деятельности до такого убожества? Самое забавное (и прискорбное) в том, что «Глянец» задуман, по-видимому, как трагикомедия: жене велено играть (и гибнуть) всерьез, на разрыв промежности. Жаль талантливого Алексея Серебрякова, в очередной раз угодившего на откровенный пир духа. Известный стишок «В здоровом теле здоровый дух? На самом деле одно из двух!» как антиреклама телевитаминов от доктора Полинга, которые прямо в ящике полными пригоршнями по-прежнему поглощает семидесятилетний юбиляр.

Неразрешимая загадка — откуда у создателей картины такие дремучие и неадекватные представления о российском гламуре: если сами не видели (в чем есть изрядные сомнения), то уж точно было у кого спросить. Про лицемерность и подлость подхода даже говорить не хочется. Придумали себе жупел в виде проклятого глянца и мужественно с ним сражаются — на стороне, так сказать, духовности. Очень удобная трусливая позиция, и народу нравится (свидетельство чему — успех в региональном прокате). Но жаль Юлию Высоцкую, — видно, несмотря на все усилия Кончаловского, что она может и хочет играть. Режиссера бы ей другого, что ли.

Одного последнего кадра достаточно, чтобы исчерпать смысл фильма, название и всю его историю. Замызганная журнальная обложка на городской помойке. По-настоящему удивляет, что за всю большую жизнь режиссер Кончаловский понял лишь, где замызганным обложкам место. И это стало драмой? И теперь можно выбросить на помойку всех людей, все их отношения и проблемы? Но иначе не обозначишь то брезгливое равнодушие, с которым Кончаловский замешивает сюжет о дурочке из Ростова, подавшейся в Москву и добившейся места жены олигарха — Домогарова. Попали в переплет многие, от Ирины Розановой и сестер Арнтгольц до Алексея Серебрякова и Ефима Шифрина. Их тоже «размешали».

Страх Пушкина («не дай мне Бог сойти с ума») был вполне обоснованным: мы все можем сойти с ума, даже если хорошо выглядим, имеем молодую жену и статус классика. «Глянец» — это катастрофа мозга, фильм, лишенный простейших представлений о вкусе, качестве и происходящем за окном. Есть ощущение, что всю эту редкостную новейшую дурь (скажем, «Жару» и что там наснимали еще наши молодые и немолодые мастера за год) производит один упрямый и крайне работоспособный человек. Сюжет он придумывает на ходу, читая свежую (и очень плохую) прессу, о реальной жизни давно не имеет ни малейшего понятия, рукава фабульных ходов даже и не думает подравнивать, героев вырезает из разноцветного картона или иногда из своих же прежних героев; ну, и прочее и прочее. По сути, это фильмы об инопланетянах. Даже не так: это фильмы инопланетян (мастеров культуры) про то, как они представляют других инопланетян («народ», олигархов, военных, бандитов, проституток, медсестер, милицию и так далее до бесконечности). А смотрят эти фильмы одних инопланетян о других — на Земле. И ничего, даже нравится многим.

Странное дело: любой режиссер, который берется за тему гламура и глянца, почему-то считает своим долгом заделаться записным сатириком и встать на котурны гневного обличителя нравов. Однако по точности наблюдений и глубине знания глянцевой индустрии Андрон Кончаловский не поднимается выше уровня девочки с ресепшена, взятой на испытательный срок, которая, скорее всего, будет уволена по причине своего ворчливого занудства, преувеличенного самомнения, а главное — вопиюще провинциального вкуса, чтобы не сказать — решительного отсутствия вкуса как такового. Вообразить, что в фильмографии того же режиссера значатся «Дворянское гнездо», «Дядя Ваня», «Любовники Марии», невозможно. По большому счету, «Глянец» — это катастрофа, что-то вроде «Скворца и Лиры» Григория Александрова, омрачивших когда-то один из самых великих мифов советского кино.

Мало что выглядит глупее и гаже, чем попытки персонажей гламура обличить гламурную изнанку, искренне полагая всех вокруг лохами. По-моему, главное в отснятом Кончаловским рулоне целлулоида — коза. Удивительным образом даже в ее бессмысленных глазах читается какое-то вранье.

Я была на пресс-конференции, где умнейший Кончаловский «замазывал» словами все недостатки своего кино. Он человек умный (никуда от этого не денешься), но кино-то мы видели… Однако здесь есть интересные актерские работы. Юлия Высоцкая, прежде всего. И неожиданный Ефим Шифрин, который в этом фильме очень неожиданный и яркий.

Слово «глянец» буквально означает «блестящую поверхность». Поверхностным фильм очень даже получился. Блестящим — нет. Мешает глубокое отвращение авторов к предмету исследования. Они как будто разглядывают таракана под микроскопом. Зритель, соответственно, ничего, кроме брезгливости, не чувствует. Жаль, потому что хороший глянец — это прежде всего профессионализм. А вовсе не официальная идеология, как эффектно, но, увы, поверхностно заявил Лев Рубинштейн.

Не знаю, с какими намерениями брался Андрей Кончаловский за сатирическую комедию о гламуре (наибольшей похвалы заслуживает выбор темы, более чем актуальной), но получилась у него трогательная история под девизом «Тоже и они люди». Сутенер смертельно болен, стилист помогает провинциалам и сам провинциал, миллиардер жестоко комплексует и страшно одинок, у быка в душе нежность, и фрики любить умеют. Сатирическое кино о глянце с должной мерой ненависти (а может быть, и социальной зависти, — тоже вещь, нелишняя для сатиры) способен снять только человек, еще не допущенный в бомонд или уже изгнанный из него. Кроме того, надо знать среду — а сценаристы не дали себе труда даже ознакомиться с трендами и типажами. Милое временами, но удивительно слабое кино — слабое физически, и по замаху и по удару. А снимать глянцевый фильм о глянце – занятие ничуть не более перспективное, чем делать антисоветское кино в советской стилистике. Впрочем, ведь и это было.

В своем лучшем фильме «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж» Андрей Кончаловский вывел в героини светлое и стойкое существо — колхозницу Асю-хромоножку. Спустя десятилетия он заставил ее спиться, избавил от иллюзий, но не лишил принципиально больной ноги в «Курочке Рябе». Взявшись сегодня за «Глянец», режиссер не мог развить тему хромоты в полную меру, поскольку главная героиня, ростовчанка Галя, метит в модели и светские львицы. Но дважды или трижды разные персонажи то ли в шутку, то ли всерьез бросают ей, что у нее одна нога короче другой. Все три названных фильма сняты Кончаловским, конечно же, о России. Россия у него персонифицируется в женщине, припадающей на одну ногу, что наверняка служит указанием на хромую и от природы несчастливую русскую судьбу — о советской ли деревне речь, о постсоветской ли, о гламуре ли, наконец.

Воспринимать «Глянец» как сатиру странно (тому, кто когда-то работал в глянцевом журнале, и вовсе обидно), а как мелодраму Золушки, сгинувшей в подмосковном лесу, просто невозможно. Выход один — похихикать на выходах Шифрина, поржать на сцене «Девочка и арбуз», упасть со стула, когда Домогаров бросает в Высоцкую фисташками. Поднимаемся на исполненной Димой Биланом песне про москвичей. Выходим из зала.