хроника

Шоу-шоу

СЕАНС - 29/30 СЕАНС – 29/30

Реалити-шоу, как зрелище развлекательное, аполитично по определению. Если спросить о нем человека девственного, только случайно и изредка натыкающегося в сетке на одиозную продукцию ТНТ, он ответит: реалити-шоу — это передачи, где постоянно скандалят, выясняют отношения и выставляют проигравшихся за порог. Любопытно: почему участники шоу представляются в большинстве своем стервозными склочниками? Наследуя молодежному сериалу, реалити-шоу фокусируют внимание на любовной путанице и «отношениях»; а если предположить, что они действительно транслируют саму реальность — получится, что «отношения» среди людей сводятся к их непрерывному и бесплодному выяснению. Таким образом, шоу воспитывают лютый антропологический пессимизм: в условиях, приближенных к естественной среде обитания, человеческий коллектив быстро становится стаей вульгарных, крикливых и агрессивных приматов.

Приглядимся к этим условиям. Изолированные от внешнего мира коммьюнити «За стеклом», «Дома», «Последнего героя» и т. д. представляют собой действующие модели макросоциального устройства. Поскольку ведущий, исполняя роль арбитра и комментатора, воздерживается от вмешательства во внутренние дела сообществ, они суть саморегулирующиеся системы. Такими же в теории являются системы рынка и гражданского общества — ведущий, совсем как государство в доктрине неолиберализма, устраняется из игры (для сравнения: в ток-шоу ведущий — активный и ответственный участник процесса). Избавленный, кроме того, от авторитарного давления режиссера и предписаний сценария, процесс кажется органическим и спонтанным. Почему он никогда не принимает направления окончательного, скандального хаоса? Или, напротив, направления дружбы и всеобщего примирения? Здесь надо обратить внимание на главный инструмент шоу-самоуправления, с вариациями примененный в большинстве эталонов жанра — от «Последнего героя» до «Дома». Странный гибрид двух основных демократических институций, — альтернативных выборов и суда присяжных, — это голосование, по результатам которого непопулярный игрок изгоняется из сообщества. Теперь становится очевидным, что в основу игрушечного общежития шоу положен конкурентный принцип рынка, а честность конкуренции — простите за каламбур — гарантирована фундаментальным требованием «прозрачности». «Прозрачность» сегодня — наиболее частотный лозунг большой политики и тяготеющего к ней бизнеса; она же — оптический девиз жанра реалити. Впечатлительные люди, дойдя до этого пункта, вспоминают антиутопии и разбивают телевизор.

Думать, что на тебя смотрят, даже когда ты один, — проклятие человека медиа-цивилизации.

Из сказанного, кажется, следует два принципиальных вывода. Первый — что реалити-шоу не являются сугубо аполитичными — достаточно очевиден. Подменяя жестко определенными правилами игры предполагаемый вневременной, чуть ли не природой определенный формат «общечеловеческого», — свободное развитие отношений между случайными людьми, — шоу исподволь потакает главной амбиции рынка, утверждающего тотальную конкуренцию в качестве естественного положения вещей. Живо представляю себе «Дом», населенный корейцами с Севера или общиной староверов. Что-то подсказывает — на голосования и разговоры у них просто не останется времени, а дом будет построен слишком быстро, чтобы зритель успел запомнить, во сколько надо включать ТНТ. Камеры, впрочем, будут выведены из строя еще раньше. Второе следствие не так резко бросается в глаза: спонтанная якобы «реальность» шоу хорошо срежиссирована. Вопрос только, кем.

Рекламный ролик «Офиса» предлагает посмотреть на секретаршу, ксерокопирующую собственный зад. Что делают дисциплинированные клерки, когда их никто не видит. Когда они думают, что их никто не видит. Вот, впрочем, сильное впечатление: клуб «Скважина», город Ноябрьск Ямало-Ненецкого АО. 100 тысяч населения, вокруг — чахлая лесотундра и газовые факелы. После девяти город засыпает, но в «Скважине» появляются две вылитые Ксении Собчак. Им по девятнадцать плюс-минус, они блондинки, на них джинсы со стразами (рынок «Афганец», бутик № 47). Из мужчин в заведении — пятеро охранников и я. Я — в дешевом свитере и сильно пьян; корыстный или нет, флирт исключается. Ксении, однако, заказывают по коктейлю, расцветают и блестят; к ним присоединяются еще две. Прибывая попарно, падчерицы «Газпрома» явно наслаждаются публичностью пространства — слегка нервничают, вертятся и в целом ведут себя так, будто на каждую уставилась восхищенная толпа. Они переживают момент трансцендентальной, чистой звездности, и отсутствие заинтересованных зрителей во плоти делает их шоу совершенным. Думать, что на тебя смотрят, даже когда ты один, — проклятие человека медиа-цивилизации. С тех пор как воплощением успеха и полноценности стала фигура селебрити — а к селебрити СМИ заглядывают даже в санузел — всякий готовит себя к бестактному вниманию камеры с детства, как пионер — к подвигу. Именно поэтому, утверждая, что показывают жизнь без прикрас, реалити-шоу слегка привирают: жизнь, как она есть, давно приукрасила себя сама. Этот жанр возникает только тогда, когда реальность понимается как шоу, и ссылаться лишний раз на Дебора или «Сагу» просто лень. Зрелищный и насыщенный перекрестными поп-цитатами быт в равнении на глянец, рекламу и кино; поведение, копирующее манеры культурных героев, — в этом условия возможности любого «Дома» и «Офиса». Пресловутый девственный человек, кроме склок, отмечает и еще одну характерную примету реалити: персонажи всех шоу говорят одинаково неестественно, кривляясь и растягивая слова. Что же они делают, когда их никто не видит? Наверное, умирают.

Производить грязь дешевле на маленьких семейных предприятиях.

Итого, реалити-шоу работают с реальностью, подражающей шоу — Пелевин, скорее всего, назвал бы их шоу-шоу. Это возведение зрелищности в квадрат, сериал о живых людях, играющих в сериал. Повторюсь: жанр действует по большей части на суверенной территории молодежного сериала, но зачем он ее оккупировал? Здесь уместно вспомнить операцию «Буря в пустыне», CNN и эсхатологические комментарии, которыми сыпали тогда интеллектуалы от Вирильо до Жижека. Трендом был «режим реального времени»: притязание TV на «прямую трансляцию» происходящего. Трансляция — буквально передача — не синонимична «показу»; передача событий со скоростью света не есть манипуляция образом реальности, но операция над нею самой. В этом смысле «режим реального времени» — не то же самое, что прямой эфир. Второе — технический термин, первое — особого рода модель медиа-экономики. TV добывает «реальность» как сырье, чтобы продавать ее по всему свету; монополизация рынка приводит к тому, что никакой другой «реальности», кроме реальности телевидения, до потребителя не доходит; и испуг, охвативший интеллектуалов 15 лет назад, сейчас понять несложно. Применив на поле развлекательного вещания жесткие методы CNN, реалити-шоу своим ошеломительным успехом заставляют вспомнить давнюю истерию не только потому, что новый тренд тоже содержит слово «реальность».

Трансляция политических, спортивных и военных событий безусловно рентабельна — товаром здесь выступает причастность к большой истории. Но в том, что касается превратностей общежития, разборок с соседями и путаницы промискуитета, потребитель до сих пор обходился натуральным хозяйством: производить грязь дешевле на маленьких семейных предприятиях. С некоторых пор, однако, обойтись не может; но и котлеты, которые мы покупаем в супермаркете, полвека назад были домашним блюдом.

Сериалы состояли с «реальностью» в комплементарных отношениях: не подменяя ее, они дополняли суровые черты жизни контрастной условностью, благоглупостью и хэппи-эндами. В каком сериале две молодые женщины могут в течение получаса называть третью — отсутствующую — соломой, ни разу не проговорившись, имеется ли в виду слово «подстилка», но откровенно наслаждаясь своим нравственным превосходством над предметом обсуждения? Не могут, даже у Линча не могут. Предположим, что Вирильо и Жижек — кликуши, склонные к необоснованным глобальным обобщениям. Зачем тогда смотреть на двух молодых женщин по телевизору? Свидетелем такой сцены можно стать — хотя очень не хотелось бы — в любом общежитии, автобусе, курилке.

Теперь согласимся на минуту с Вирильо и Жижеком: реальность TV — единственная, доступная современному потребителю. Всего остального мира он попросту не замечает. Тогда контуры пустующей ниши моментально проясняются, и ее тотчас заполняет жанр реалити-шоу. Многие находят его аморальным, но он вряд ли виноват. На рынке реальности — в сегменте «частной жизни», «сильных эмоций» и «новой искренности» — возник дефицит. Рынок был вынужден отреагировать.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: