Крошка сын к отцу пришел


Пришла как-то раз Соня из школы — она сейчас в третьем классе — и вдруг ни с того ни с сего выдала глубоко обиженным тоном: «Папа, это как же получается? Я, дочь киноведов, не видела „Терминатора-2“, „Маску“ и „Фредди Крюгера“! Все девочки в нашем классе уже видели, одна я не видела!..» Смотрю на нее и про себя перебираю: «Терминатора» видел, о «Маске» слышал, а вот «Фредди Крюгер» кто таков? Только от Сони впервые и узнал. (После сведущие люди мне, темному, объяснили, что это такое.) Говорю ей, пытаясь успокоить: «Зато ты видела „Огни большого города“. -»Нет! -упрямится Соня, и уже губы скривились, сейчас заплачет. — Это не считается. Я хочу быть как все дети! А все уже давно видели «Фредди Крюгера». И дальше в таком вот духе. В конце концов я сказал: «Ну, попроси у ребят кассету и посмотри. Чего плакать-то?»

Думаю, это разумно. Глупо оберегать детей — во имя «хорошего вкуса» — от разнообразного маскульта, который нас окружает. Тем более меня у самого нет к нему ни капельки снобистского пренебрежения, как у иных, спешащих сказать в его адрес свое ритуально-презрительное «фи». А может, даже не свое, а заученное с чужого голоса. Ах, наши дети смотрят эту пошлую рекламу, эти примитивные сериалы!.. Когда я слышу такие ханжеские тирады ревнителей «хорошего вкуса», всегда вспоминаю то место из «Вишневого сада», где Петя Трофимов, «чистая душа», оскорбленно-патетически восклицает: «Я так далек от пошлости. Мы выше любви!» — «А я вот, должно быть, ниже любви», — разочарованно-насмешливо отвечает Раневская. И после передразнивает: «Я выше любви!» Вы не выше любви, а просто, как вот говорит наш Фирс, вы недотепа”.

Нет, действитепьно: я не выше населения страны, которое сегодня смотрит то, что смотрит. Ничего не имею против Марины Сергеевны с Леней Гопубковым (если, конечно, они не врываются посреди бунюэлевского шедевра), «Поля чудес» (передача-то гениальная, если сумела собрать у телевизора ни много ни мало целую страну!) и мексиканских сериалов. Порция телесериала по утрам — это наш общесемейный будильник, наша зарядка, наша сводка новостей («Ну, что там у Марии… или как ее?.. у Розы?», — спрашиваем друг друга, сходясь к завтраку.) Не искусство?.. А мне, извините, и не нужно к завтраку «искусство».

Маскупьт (да хоть те же мексиканские «мыльные оперы» или — в другом жанре — наше «Поле чудес») обслуживает «фольклорное» (оно же «детское») сознание подавляющей части населения. Впрочем, даже всего населения (разница проходит не между одной частью человечества и другой (условно говоря, с «хорошим вкусом» и с «дурным»), а внутри одного сознания (и моего, и вашего, представьте, тоже, даже если вы себе в этом не признаетесь), между его разными, так сказать, этажами. И задача (культурно-образовательная, воспитательная) не в том, чтобы разрушить до основания первый («детский») этаж, а в том, чтобы, не разрушая, надстроить над ним второй, и они будут необходимо сообщаться). Диктатура «хорошего вкуса» — такая же скверная штука, как прочие диктатуры. Полноценных всходов она дать не может. И цитату из Брехта, которая на этот случай всегда в кармане, не откажу себе в удовольствии в который раз предъявить. «Вкус публики, -говорил он, — не улучшится, если фильмы очистят от безвкусицы, зато фильмы станут хуже. Ибо кто знает, что отбрасывается с безвкусицей?» Безвкусица масс коренится глубже в действительности, чем вкус интеллектуалов…” Добавлю: дети (если они дети) не «выше любви», и вкус их самый что ни на есть здоровый, он коренится «глубоко в действительности».


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: