Энергия несогласия — «Евгений Телегин» Виктора Тихомирова
В конкурсе «Русские премьеры» 46-го ММКФ показали экранизацию книги «Евгений Телегин и другие», снятую ее автором Виктором Тихомировым, в прошлом — участником арт-объединения «Митьки». О переносе пушкинского сюжета в Ленинград 80-х пишет Егор Шувалов, работавший над этим текстом в мастерской Евгения Майзеля при Школе кинокритики ММКФ.
«Очень молодые персонажи должны умничать, разговаривать, юные ангельские создания говорят о музыке, о любви, о политике, как могут. Мне кажется, с экрана это должно выглядеть очаровательно».
Виктор Тихомиров
Сэмюэл Ричардсон, автор популярных в России XVIII века романов в письмах, любил заигрывать с читателем. В дополнение к книгам беллетрист выпускал пустые брошюры, чтобы аудитория могла откликнуться на литературную новинку и дать сочинителю обратную связь. История сохранила имя леди Брэдшоу, которая уговаривала Ричардсона изменить финал романа «Кларисса»; тот счел рассуждения дамы «лучшим комментарием» и даже вручил экземпляр с автографом, но концовку оставил прежней. На форзаце подарка леди Брэдшоу сообщила, как на самом деле следовало бы закончить похождения Клариссы; пожелания верной читательницы были учтены Ричардсоном в последующих вариантах книги.
Спустя полвека роман по-французски прочитает пушкинская Татьяна: «Воображаясь героиней / Своих возлюбленных творцов, / Кларисой, Юлией, Дельфиной, / Татьяна в тишине лесов / Одна с опасной книгой бродит». А еще двести лет спустя Виктор Тихомиров обратится к «хрестоматийному глянцу» «Евгения Онегина» и, словно леди Брэдшоу, напишет свой вариант произведения.
Митьки: русский реванш
Тихомиров — самый плодовитый из «митьков»: он режиссер тринадцати документальных и художественных картин, автор нескольких книг, признанный художник, чьи картины осели по частным собраниям и музеям. В 2017 году в двух петербургских издательствах вышла «поэма в прозе» «Евгений Телегин и другие» — ретеллинг пушкинского «Онегина». Сменив время действия, Тихомиров пересказал классический сюжет на новый лад: вместо хруста французской булки — квартирники, взамен платьев — кожанки. Роль балерины Истоминой, воспетой Пушкиным, играет Виктор Цой — вечно молодая звезда, последний поэт и подлинный романтик, за которым восторженно носится режиссер (забавное камео Тихомирова).
Тихомиров рифмует николаевский и брежневский застои и намекает на нынешнее время
Историей искусства движет несогласие. «Не то, не то!» — сетовал Достоевский, прочитав толстовское письмо. «Я выловил себя из омута дряни Академического искусства», — уверенно возглашал Малевич. «Не „Киноглаз“ нам нужен, а „Кинокулак“», — гремел Эйзенштейн, споря с Дзигой Вертовым. Художник полемизирует и с классиками, и с современниками, прокладывая свой, особый маршрут. Тихомиров рискнул не признать смерть Ленского и расставание Онегина и Татьяны. В его романе юный художник не гибнет на дуэли, а просто сильно ударяется головой; влюбленных же ждет открытый финал, в котором хэппи-энд не менее вероятен, чем трагическая развязка. Энергия несогласия с пушкинским замыслом побудила к ответному удару в виде поэмы в прозе и ее экранизации.
«Евгений Онегин» кажется самым сокровенным и заветным произведением русской литературы; у каждого читателя свой, неповторимый роман, с которым негласно дозволяется резвиться, как бог на душу положит. Историю Онегина и Татьяны можно пересказать хоть в декорациях каменного века, хоть на борту космического корабля. Писатели Александр Генис и Петр Вайль утверждали, что пушкинский шедевр «более не доступен для непосредственного прочтения. Вместо романа у нас есть его аура — бесплотная и бесконечная субстанция, неиссякаемый образ совершенства и красоты».
Именно эту ауру Тихомиров попытался бережно перенести в бумажного и экранного «Телегина». Несмотря на тяжеловесность, а иногда и откровенную напыщенность фильма, в нем царит «разгульное одушевление веселого самодовольствия», доставшееся по наследству от пушкинского романа. Евгений Ткачук лихо и бодро играет молодого повесу: хорохорится, встает на голову, седлает белого коня и не расстается с плетеной панамкой. Зарецкий (Юрий Гальцев) на застолье читает абсурдные вирши, сходится в армрестлинге за кружкой пива и мочит хулиганов под «Сплин». Оживают тихомировские картины, выполненные в лубочном жанре, — в прозрачной воде плещутся рыбки, домик открывает гостям ставни.
Фольклор встречает рок-н-ролл, Владимир Короленко отражается в Псое
В интервью Тихомиров перечисляет основные источники вдохновения: «Природа, взаимоотношения с противоположным полом (в высоком смысле) и другие произведения других авторов». «Евгений Телегин» всецело опирается на этих трех китов. Оператор Иван Ирвачëв (кстати, сын режиссера) в обычной даче под Петербургом распознаёт земной рай: струится мягкий солнечный свет, колышется гладь озера, верхушки деревьев ловят закатный отблеск. Мироздание дышит волшебством, манит красотой, соблазняет тайной; на фоне знойного летнего марева страдания героев кажутся суетными и бренными.
Взаимоотношения с противоположным полом — фабульный скелет обоих «Евгениев». Пасторальная хмарь располагает к пробуждению чувств: любовные перипетии Телегина и Татьяны оттеняет милая романтика тети девочек и электрика-поэта, обесточившего деревню по соображениям высшего порядка. А дед предостерегает внучку Варвару от опасных связей с Телегиным. Эти персонажи — дань уважения русским народным сказкам: Варвара способна превращаться в лягушку, а дед по мудрости не уступает былинным героям. Вместе они ищут сокровища, спрятанные в голове памятника Владимиру Ильичу; неожиданное переплетение волшебных мотивов и советской идеологии оживляет вторую, несколько избыточную половину фильма.
Юные парни и девушки хотят быть полезными, но оказываются лишними людьми
Отсылки на другие произведения других авторов щедро рассыпаны по диалогам и образам: герои цитируют Достоевского или Островского а сам Тихомиров, очевидно, ориентируется на вдумчивый и глубокомысленный почерк Тарковского и Сокурова. В «Евгении Телегине» постмодернизм предстает не тупиковой ветвью развития культуры, но клейким, живительным веществом, способным соединять несопоставимое. Фольклор встречает рок-н-ролл, Владимир Короленко отражается в Псое, Татьяна выглядит точь-в-точь как Лолита из фильма 1997 года.
Магический реализм Тихомирова похож на серию картин Комара и Меламида «Ностальгический соцреализм», где в Ялтинской конференции участвовал инопланетянин из одноименного фильма Спилберга, а Ленин ловил такси в Нью-Йорке. Застой семидесятых подернут ирои-комической дымкой, насмешкой и сожалением одновременно. Китча и тоски в «Телегине» поровну: загустение позднего СССР уравнивается предчувствием грядущих перемен — куда более страшных и бесчеловечных, чем любые брежневские преследования.
Ему не светят сборы андреасяновского «Онегина» или слава сентиментального спектакля Римаса Туминаса
Тихомиров работает с тщанием палеонтолога: режиссер снимает слой за слоем, эру за эрой, и везде ищет взаимосвязи. От деконструкции советского мифа — к шелесту страниц энциклопедии русской жизни: если «Трава и вода» была романом взросления в эпоху оттепели, а «Чапаев Чапаев» обращался сразу и к шестидесятым, и к двадцатым, то «Евгений Телегин», с одной стороны, копает глубже прочих, в золотой XIX век, с другой, изучает тихомировских сверстников. Семидесятники родились слишком поздно, чтобы верить в коммунизм, как родители, или в капитализм, как дети; бесприютный Телегин не находит себе места ни в рок-музыке, ни в современной живописи, ни в любовных утехах — «жертва рекламной эстетики», он обречен фланировать от одного удовольствия к другому, не в силах остановиться на чем-то одном. Тихомиров рифмует николаевский и брежневский застои и намекает на нынешнее время. Потерянная молодежь ищет искренности — но в итоге разбивает сердца; юные парни и девушки хотят быть полезными, но оказываются лишними людьми.
Рассуждая о своем творчестве, Виктор Тихомиров не устает повторять, что пишет книги и снимает фильмы для узкого круга друзей — не более двадцати-тридцати человек. Скорее всего, «Евгений Телегин» пройдет мимо радаров: ему не светят многомиллионные сборы андреасяновского «Онегина» или слава сентиментального спектакля Римаса Туминаса. Но хочется верить, что спустя годы увлеченные синефилы найдут этот странный артефакт времен очередного застоя и примут его столь же страстно и благосклонно, как первые читатели ричардсоновских романов. А потом, как леди Брэдшоу, найдут в себе смелость оспорить увиденное.
Читайте также
-
«Адрес — время, а не место» — Новая жизнь Канского видеофестиваля
-
Близкие контакты — Итоги XXII «Духа огня»
-
Айаал Адамов: «Наш мир — это вихри ветра или треск костра»
-
«Идите в задницу» — Кураторы и режиссеры о петербургском независимом кино
-
«Сначала неудачник, потом куратор» — О фестивале невидимого кино
-
Высшие формы-2023 — Зрительское голосование