Гриша
Бесконечно длинная, скрученная чуть ли не в спираль многоэтажка на окраине города, верхний этаж, знакомая квартира. Передо мной стоит двоюродный брат Гриша, тридцатилетний мужчина с телом подростка и глазами ребенка. Эти широко распахнутые, тревожные и любопытные глаза я помню с детства. Пожалуй, они ничуть не изменились, как не изменился и сам Гриша с тех пор, как мы виделись десять лет назад. Только бородка выросла. В детстве я боялась брата — помню, как бегала от него по этой громадной квартире. Если догонял, то бил — не больно, но без причины. Это было самое страшное, потому что непонятное. «Так он выражает свою любовь», — говорили взрослые, но страх не уходил. Вот и сейчас не знаю, как к нему подойти. Его мама и моя тетя, Татьяна Викторовна Козырь, берет инициативу в свои руки. С гордостью показывает жилище, знакомит с обитателями, которых не знаю — котом Терентием и овчаркой Машей. На кухне вся посуда железная — «Он посуду бить начал, теперь из стекла ест только Ильюша, у себя». Илье, младшему сыну, двадцать, дома он бывает редко (работает и учится на программиста), а когда бывает — замыкается в своей, закрытой от Гриши, комнате. Я понимаю ильюшин эскапизм — в квартире находиться тяжело, хотя на всем лежит печать заботы и любви к порядку.
Мы долго разговариваем. Тетя Таня рассказывает урывками, но с самого начала. О тревогах во время беременности, о том, как развивался аутизм, как Гриша терял речь, как полгода ничего не ел, как «поползла органика». Спрашиваю, что это значит. Отвечает, что искривление в плече и бедре. Узенькое тело Гриши и правда похоже на изломанный камыш, но он всегда в движении и оттого дефект почти не заметен. Тетя считает, что аутизм начался после серии отитов — воспаление, осложнение, поражение нервной системы. Сейчас сказать сложно — в нашей семье бытует по крайней мере четыре мнения на этот счет. «Каким специалистам я его только не показывала, — качает головой, — пока мы, наконец, не нашли Ирину Карвасарскую». У Гриши, как и всех его сверстников-аутистов, в карточке стоит диагноз «шизофрения» — «Они смеялись мне в лицо, эти чиновники, говорили, что он не аутист, потому что такого диагноза у нас в России нет. Представляешь, какой абсурд?» Спрашиваю, долго ли Гриша может оставаться один? Задумывается: максимум минут десять-пятнадцать, «когда дедушка на даче и с Машкой некому выйти. Погуляю быстренько — и бегом домой». Они расставались единственный раз «без двух дней на два месяца». Гриша тогда стал особенно тревожным («нападал на меня, царапался», — смеется она). Пришлось поместить в больницу. Из этой больницы они с приятелем его потом выкрали, увезли без разрешения — «Понимаешь, я чуть с ума не сошла. Он был весь в синяках. Они его привязывали, видимо, чтобы капельницы ставить, а он бился ногами о кровать. Когда увозили, я даже ботинки ему надеть не смогла, так ноги распухли». На его руке до сих пор шрам — прокусил до кости там же, в больнице. Вспоминая о кафкиансих приключениях своей мамы в обычной районной поликлинике, я думаю о том, что система наша способна очень быстро превратить в скотов и доктора, и пациента. Поэтому вся надежда на тех, кто вне системы.
«Это еще одна Гришина любовь, Ярослава», — листаем фотографии молодых симпатичных лиц в контакте. «А это Никита. Такой мальчик хороший, не представляешь! Он верующий, был против поступка Pussy Riot, но я уж с ним не стала спорить на этот счет. А это девочки организовали Грише День Рождения. Они, знаешь, сразу с ним сошлись, не боялись, я даже удивилась. Машенька Беркович, божий человечек». Психологи, врачи-специалисты, волонтеры. Без них бы ничего не было, говорит тетя Таня. Мне, конечно, стыдно: эти чудесные ребята — молодое, незнакомое племя — приходят как братья-сестры, душой нараспашку, а я как журналист с вопросами. Предлагаю написать что-нибудь о Грише для Сеанса — сама ведь совсем его не знаю. Отвечает, что написала 2 апреля письмо губернатору Полтавченко о проблемах детей-аутистов. «Но печатать не надо, Люба уже все это озвучивала». Создали страничку на facebook — «Буду писать что-то вроде дневника о Грише. Наверное, кому-то это может быть интересно и полезно, разные случаи из жизни аутистов. Как себя с ними вести. Многие родители ведь даже не знают, что их дети аутисты». Она, конечно, боится, хотя вылядит очень бодрой, легкой какой-то, как всегда. Боится уйти с работы, на которую уже не хватает дыхания («но как тогда потянуть занятия с психологом?»), боится за Илью и за Гришу («у него мелкая моторика слабо развита, хлеба отщипнет, но отрезать не умеет — может, в этом его развивать, чтобы был самостоятельнее…»); боится за свою подругу, у которой сын Сережа, колясочник с признаками аутизма («со мной ладно, вот ей совсем сложно»). Она говорит, что сама знает, что нужно Грише. Нужна терапия грамотная, регулярная, непрерывная. Иначе — это не было сказано, но слово повисло в воздухе, тяжелое, как грозовая туча — снова больница.
Гриша Козырь и Антон Харитонов
Обращение мамы Гриши, Татьяны Козырь
Аутист Григорий Козырь (29 лет) нуждается в постоянной психокоррекции. От этого зависит качество его жизни и дальнейшая судьба в период адаптации в обществе. К сожалению, социальные службы не могут предложить ему квалифицированную помощь. Поэтому приходится обращаться к платным специалистам.
В связи с увеличением занятий с психологом и коррекционными педагогами у Гриши наблюдается устойчивая динамика. В настоящее время ему необходимо продолжение коррекции, на которое у семьи нет денег. Помимо нее он нуждается в занятиях физической культурой (плаванием, иппотерапией, ЛФК) в связи с нарушением осанки. Общая сумма коррекции в месяц составляет
Сумма разового пожертвования во время благотворительного показа равна стоимости билета — от 250 рублей.
Читайте также
-
Как сберечь — нет ли средства, нет ли, нет ли, есть ли...
-
Синефильская Россия — Десятка лучших в моменте
-
«Учиться воздуху» — О последней мастерской Сергея Соловьева
-
Кукарача-синефилия — Советы музыкального подполья
-
Не время для... — 2023 в российском кино
-
Вечная весна в золотом городе — Лучшие мультфильмы 2023 года