«Собибор»: В сторону леса
23 сентября 1943 года к Собибору, где одни люди травили газом и сжигали других, подошел очередной эшелон. На нем в трудовой лагерь прибыли евреи и пленные с востока, среди них был командир Красной армии Александр Печерский. Он попал в плен еще осенью 1941-го под Вязьмой. Отфильтрованный из общей массы по еврейской линии (в лагере главный герой первом делом снимает штаны — и показывает, как именно шла эта фильтрация), но воспитанный не то, чтобы в еврейской среде, Печерский почти два года скитался по немецким лагерям на оккупированной территории СССР: от Смоленска до Минска. Подполье, попытки побега, полная безнадежность. Трудно представить, на что похож мир человека, который почти год ночует в подвале на земляном полу; просыпается среди тех, кто проснуться уже не сможет, и видит, как люди испускают дух даже не от пулеметной очереди, а просто в очереди за баландой.
Такое не осмыслишь, так что Константин Хабенский в своем дебюте печется, скорее, о том, чтобы передать коллективный опыт места, в которое попал Печерский. Об этом намерении свидетельствует и название. Сравните с другими попытками высказаться по теме: в «Побеге из Собибора» (1987) Джека Голда — указание на направление движения и поворотное событие, в документальном «Собиборе, 14 октября 1943 года, 16 часов» (2001) Клода Ланцмана — точка в потоке времени-пространства, момент, когда узники концлагеря начали резать надзирателей, присвоив себе право на насилие. Здесь главный герой и главное событие — это лагерь.
«Собибор» начинается с полуслова и впускает в свои ворота зрителей на общих основаниях, будто они ничего подобного раньше не видели. Прибытие поезда — старый кинематографический трюк, и тут он тоже работает: деловитые служители на лагерной платформе, старательная имитация нормальной жизни — багажные квитанции, мифический «орднунг» — фильм довольно точно соответствует описаниям, оставленным самим Печерским в небольшом сборнике воспоминаний «Александр Печерский: Прорыв в бессмертие». Первая сцена фильма до странности завораживает: о, эти приличия «нормальной жизни», как же мало нужно человеку, чтобы поверить, что все будет хорошо! Безусловно, именно этот старт, а не исход и не программная реплика («Научили евреев убивать!») — главное событие фильма. Застав зрителя врасплох, механика лагерной сортировки несет его с платформы прямо в газовую камеру. Подробное знакомство с второстепенными (даже эпизодическими) героями, а затем почти мгновенная их гибель в адской душевой под присмотром омертвевшего уже давно палача (серьезная работа Кристофера Ламберта в роли коменданта Френцеля) что-то нащупывает даже в самых очерствевших от штурмовщины современного патриотического кино зрителях.
Об этом свидетельствуют и отклики критиков, которые, подчеркивая эмоциональный напор фильма, все-таки предпочитают отмечать прежде всего благую цель — воздать должное забытому подвигу Печерского — и прощают «Собибору» как особое внимание Минкульта (ну, это действительно не проблема: два раза в день и сломанные часы могут показывать в нужную сторону), так и ощутимый привкус exploitation. Авторам как будто недостаточно описанных самим Печерским нацистских зверств, и в кульминационный момент они устраивают, например, в лагере скачки на манер «Бен Гура» — пьяные надсмотрщики запрягают узников в телеги. Кроме того, существенно переработана под современные мелодраматические стандарты любовная линия. Американский фильм 20-летней давности до нее не сходил. Там голландская узница Люка, под прикрытием романа с которой главный герой готовил побег с еврейским подпольем лагеря, была просто симпатичной помощницей, которая в какой-то момент растворялась в пространстве. В нашем Люка вдруг научается говорить по-русски, а любовь к ней превращается в главную историю и без того богатой на события жизни Печерского.
Для фильма о забытом герое, которому наконец хотят воздать должное, «Собибор» довольно небрежен. Кто он и откуда пришел? Куда уйдет? И кто шел за ним? Это все экрану не особенно интересно. В этом смысле создатели фильма недалеко ушли от советской власти, которая хотела бы знать об Александре Печерском поменьше. Единственный массовый побег в истории нацистских лагерей наши официальные власти вспоминать не любили: по их версии, от нацистов страдали не только евреи, да и, вообще, плен, работа на оккупированной территории — не лучшая строчка в анкете. Что говорить, Печерского даже не отпустили за границу на премьеру американского «Побега из Собибора», где роль красноармейца исполнял Рутгер Хауэр. А ведь на дворе стояли времена перестройки и гласности. Сохранилось душераздирающее письмо того времени, в котором Владимир Познер обещает Печерскому помочь с ОВИРом. Не вышло.
В чем причина такой поверхностности взгляда, можно только гадать, но тесный метраж, назидательная доходчивость сценария, мелодраматические клише и костыли звуковой дорожки превратили «Собибор» в куда более удобоваримое блюдо, чем того требовала уникальная история и шокирующая фактура. И там, где Ланцман старается добраться до сути произошедшего, а Джек Голд сводит в единую композицию дюжину равнозначных персонажей, Константин Хабенский пытается всеми доступными средствами победить зрителя, купившего попкорн; сломать шаблон восприятия — где-то наивно, где-то зло и изобретательно, где-то чересчур нахраписто. Он делает все возможное, чтобы вывести нас за пределы лагеря под названием «российское патриотическое кино к дате», но, в отличие от Печерского, ему мало наточить ножи, перебить охрану или пробежаться по минному полю. Нужно еще понять, зачем все это было.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса