Рецензии
Фестивали

«Радуга»: Где же ты, смерть?


 

Режиссером «Радуги» (оригинальное итальянское название Una questione privata — «Личное дело») значится только Паоло Тавиани, хотя снимали сообща. В титрах Витторио — соавтор сценария. Но и в одиночку младший Тавиани, похоже, продолжит снимать то, что снимал вместе со старшим братом — любовные треугольники, которые образуют красивые женщины и храбрые мужчины. Эта тема не стареет. Во время просмотра не угадать год производства. «Радуга» — кино, принадлежащее тем временам, когда «Отец-хозяин» и «Ночь святого Лаврентия» собирали полные залы зрителей. Да, режиссеры давно перешли с плёнки на цифру, а в их оркестровые саундтреки влезла электроника — они приняли современность. Но классическая романная форма незыблема, а сюжеты все так же приходится искать в прошлом. В видеообращении к зрителям (освоен и этот новомодный формат) Паоло восклицает: «Да, это снова фильм о фашистах!» А еще — это экранизация любимой книги братьев — «Личного дела» Беппе Фенольо. Выходит, до самого сокровенного добрались только теперь.

1944 год. Горные ландшафты Италии пылают войной. Письма влюбленных не встречают ответа: гражданская война порвала последние связи. Партизан по прозвищу Мильтон (Лука Маринелли) в любовной агонии отправляется на поиски Фульвии, а вместе с ней — истины, которую скрывает система. Над полем боя туман войны. Жизнь — тоже война, человек — солдат, бегущий через тернии к правде.

 

 

Фильму Тавиани хочется дать предельно условную аннотацию, несмотря на то, что «Радуга» чуть ли не первый в обширной фильмографии режиссеров сугубо реалистический фильм. В интервью Паоло говорит, что это кино не о войне, а о смертоносном любовном порыве. Любовь у Тавиани всегда побеждает смерть, потому что чувству не важен ход истории. Воспоминания — ключевой элемент «Радуги». Половина экранного времени отдана под окрашенные в желтоватый оттенок флэшбеки — во время войны прошлое может быть только светлым.

Тавиани уже обращались к войне в «Ночи святого Лаврентия» — тот же 1944 год. Но там правил страх, который вынуждал сдаться ради краткой передышки счастья перед гибелью. В «Радуге» этого страха нет, и даже ушедшие в партизаны герои сохраняют привычный жизненный ритм, а смерть принимают с таким достоинством, словно уверены в вечной жизни.

Девочка просыпается рядом с мертвой матерью, заходит в дом, жадно пьет воду и возвращается к бездыханному телу. Для ребенка не существует смерти. Бывший джазовый ударник, став солдатом, играет на сломанной палочке как на барабанах, клавишных и духовых. Влюбленные вальсируют во время вечного комендантского часа. На сценах пыток или расстрела режиссеры по возможности стараются отвести камеру, не изображать смерть. Существует ли она вообще? Ответ братьев Тавиани читается как «нет». Витторио умер, но прежде победил смерть — её отголосков не встретишь в кадре. В одной из лучших сцен фильма Мильтон убегает в объятия густого тумана от армии стреляющих в спину солдат. Не попадают. Туман дарит надежду. В мире Тавиани армия солдат никогда не сможет догнать партизана, бегущего навстречу судьбе. «Я жив, Фульвия! Ты меня чуть не убила!»

 

 

На прошлогоднем ММКФ показывали «24 кадра» Аббаса Киаростами, фильм, исполненный сентиментальной любви к жизни, искусству, природе, к самой любви. Однако фильм Киаростами — завещание, признание собственной смертности, как следствие — антирифма. А фильм Тавиани каждым следующим кадром как будто отрицает смерть, останавливает утекающее сквозь пальцы время. На выходе с ночного сеанса фильма в кинотеатре «Октябрь» можно было застать директора ММКФ и редкого гостя кинопрограмм Никиту Михалкова. В глазах его угадывалось по-младенчески сильное потрясение: нет, кино не умирает, не умирает кино!


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: