БОЛЬШЕ 100

Аве Нинки: Комендантша


Аве Нинки

Смотри и учись

С начала 10-х годов прошлого века фамилия Нинки звучала на всех театральных подмостках Италии — от Адриатического побережья до Средиземноморского. И все благодаря двум братьям, Аннибале и Карло Нинки, что за считанные месяцы покорили публику своим мастерством. Старший, Аннибале, играл на равных с такими маститыми актерами, как Флавио Андо и Джачинта Пеццана, и был нарасхват в лучших театрах страны. Планку он не опустит до конца жизни: на склоне лет, добрую сотню раз сыграв Лира, Аннибале Нинки станет идеальным воплощением отца главных героев Феллини в «Сладкой жизни» и «Восьми с половиной». Говорят, Феллини очень нервничал и паниковал (что ему было не свойственно), пока Нинки не согласился за роль, потому как другие варианты им не рассматривались категорически. Выполнять задачу так, как никто другой не сможет, было для актерской династии Нинки в обычае.

Исключением не стала и Аве Мария Нинки, родившаяся в 1914 году в небольшом, но древнем портовом городке Анкона. Хоть она принадлежала и к другой ветви рода, хоть в её семье военных и царили строгие нравы, — но это никак не мешало частым посещениям театра молодой Аве, особенно если в спектакле был задействован один из прославленных кузенов. Наоборот, культурное просвещение было здесь в чести: мол, смотри и учись высокому жанру, потом сделаешь так же. Она смотрела, смотрела много и многому научилась. Но сделала иначе.

В 1935 году Аве Нинки поступила в Римскую Национальную академию драматического искусства. Поступила без труда. Во-первых, в свой 21 год, натасканная старшими братьями и не обделенная вниманием в родном анконском Театре Муз, она уже не понаслышке знала, что такое играть на сцене — ловко, но не по-детски. А во-вторых, в свои юные лета Нинки обладала, мягко говоря, незаурядной внешностью дамы далеко за 40. В этом возрасте она проживет всю жизнь и сыграет все свои роли.

 

На хозяйстве

Капитанская дочка. Реж. Марио Камерини, 1947

Неизменный прямой пробор и зализанный пучок на затылке, высокий лоб, глаза-пуговки и губы-ниточки, весомая габаритность форм без намёка на соблазн — мнимо неповоротливая и грубоватая, Аве Нинки в любой момент могла замереть, оставляя себе при этом множество вариантов для движения. Легкий всплеск руками, резкий поворот туловища — и то, что казалось устоявшимся образом, взрывалось фейерверком эмоций. В фильме «Один день в жизни» (1946, реж. А. Блазетти) Нинки играет одну из монахинь, приютивших в монастыре партизан, скрывающихся от немецких солдат. Обитательницам монастыря запрещено говорить с нежданными гостями, поэтому в большинстве сцен зритель видит их смиренно сидящими на крупных планах. Играть тут Нинки особо нечего; режиссер сам без труда расставляет смысловые акценты с помощью глубины кадра и светотени. Но то взрослое милосердие и сострадание, с которыми героиня Нинки смотрит на раненого солдата, в тридцать с небольшим мало кто сможет сыграть. Ave Maria, да и только. Подобным же неотрывным взглядом, и тоже в роли пожилой монахини, Нинки в «Истории монахини» (1959, реж. Ф. Циннеман) одарит героиню Одри Хепбёрн, которая решит отдать свою жизнь на благо Церкви. Таких ролей в жизни Аве Нинки будет великое множество; каждому режиссеру, особенно хорошему, регулярно требуется актриса второго плана, которая вроде бы привычна и невзрачна, а потом нет-нет — да и посмотрит очень правильно: на партнёра или вовсе в камеру. Большего от неё не требуется.

Аве Нинки, вероятно, понимает, что в строгих рамках неореализма ей суждены роли, где нужно лишь отразить сиюминутный облик времени. Но ей хочется дышать, дышать, чтоб перехватывало. Говорить взахлеб. Отвоевывать резкими жестами, как размашистой владетельной подписью, территорию кинокадра, пусть и проходного. На первых порах Нинки довольствуется этими, самыми простыми маневрами. В «Депутатке Анджелине» (1947, реж. Л. Дзампа) она играет подругу и соратницу главной героини, которая сражается за права бедняков, оставшихся без жилья после затопления пригородного посёлка. Сражается та истово, недаром она Маньяни, — но что это по сравнению с тем, как борется за кров героиня Нинки! Предводительница голытьбы, уверенным, напористым шагом она протаптывает дорогу к справедливости через трясину равнодушия и непонимания властей. Ей, актрисе второго плана, права говорить во весь голос не дано, — но именно ее словами, ею же нашептанными, будет греметь героиня Маньяни.

В следующем фильме Луиджи Дзампы «Жить в мире» (1947) героиня Нинки обзаводится большой семьей: корпулентным супругом (Альдо Фабрици на протяжении долгих лет будет оставаться её главным кино-мужем), ветхим домиком с сараем, собакой и даже поросенком. Последнего, впрочем, в самом начале фильма зажаривает один из американских партизан для своего раненого друга. Посмотреть на солдата проникновенным взглядом, как это было в фильме Блазетти, Нинки, правда, не может: тело не сковывает монашеская ряса, вокруг нет холодных каменных стен, да и до того ли ей. Зато так куда легче и скорее бежать за бинтами, не забывая громко причитать о напастях жизни, — чтобы потом со здоровым солдатом неумело отплясывать в своём захудалом домишке диковинный заокеанский блюз.

С этих пор Аве Нинки почти всегда на хозяйстве. Каждый дом, который ей доводится обживать, прибавляет ей опыта; в следующий, новый она въедет не «с нуля», не налегке — с багажом. И с каждым фильмом она все больше акцентирует внимание на мелких, но резких жестах, определяя каждой вещи из своего багажа особое место в новом пространстве. Вот, отыграв несколько раз амплуа домовитой жены и строгой матери в типовых интерьерах дома или квартиры, Нинки начинает заправлять уже целой крепостью: в экранизации «Капитанской дочки» (1947, реж. М. Камерини) Нинки играет ту самую ворчливую старушку Василису Егоровну в телогрейке и с мужниной трубкой в зубах. Весь уклад города-крепости ведётся под прищуренным взором комендантши. Местные порядки и дисциплина установлены здесь не капитаном Мироновым, который вяло командует шагающей невпопад ротой солдат, а той, кто наблюдает за сим действом сквозь оконце избы. Она и на прислугу поворчит по делу, и дочь нежно обнимет, увидев первые слезы в глазах, и с мужем не побоится в бой пойти. Да что там в бой, умереть не побоится.

 

Casa nostra

Полицейские и воры. Реж. Марио Моничелли, Стено. 1951

Волоча за собой скарб обжитых пространств и пережитых драм, в начале 50-х Аве Нинки ступает на территорию нового для нее жанра — commedia all’italiana. Фильмы с незамысловатым сюжетом и быстро меняющейся канвой событий требуют от актеров реакций мгновенных и острых, и Нинки, с ее тотальным контролем над местом и действием, с её фирменной придирчивостью и склочностью, приходится там как нельзя кстати. Вот она уже бойко стягивает сапоги со своего неизменного Альдо Фабрици в «Полицейских и ворах» (1951, реж. М. Моничелли и Стено), вот мчится с выводком своей ребятни на загородный пляж в «Семье Пассагуаи» (1952, реж. А. Фабрици); не моргнув глазом, делает укол еще одному своему мужу в «Тото и женщинах» (1952, реж. М. Моничелли), а с ещё одним даже меняется семейными обязанностями в «Папа становится мамой» (1952, реж. А. Фабрици). Одни и те же лица и интерьеры, одни и те же роли, даже имена — из этого беспросветного однообразия создается обобщенный образ Cosa Nostra, точнее — Casa Nostra, во главе которого, конечно же, донна Аве.

Фильмы категории «В» приносят Нинки настоящую славу и возводят в ранг главной домохозяйки Италии. Впоследствии актрисе еще не раз доведется подтверждать этот статус в популярных кулинарных телешоу и рекламных роликах. В досконально знакомых интерьерах кухни, со своим вечным мужем Фабрици (который занял, соответственно, пост главного семьянина Италии), Нинки чувствует себя там будто на съемочной площадке очередной суматошно-семейной нелепицы. Впрочем, как раз в кино она выбирает роли все тщательнее, все взыскательнее, с приличествующей ей степенностью. Как и ее старший кузен Аннибале, она долго думает над поступающими предложениями, а соглашаясь, много что корректирует в роли. В «Милашках» Клода Шаброля (1960) Нинки играет управляющую магазина, где молоденькие продавщицы в тягучие серые будни судачат о женском счастье и вечной любви. Согласно замыслу режиссера, героиня Нинки должна была трещать без умолку наравне со своими подопечными, — но когда фильм выходит на экран, перед глазами зрителя предстает крайне дисциплинированная дама преклонных лет, скромно следящая за шальными разговорами старлеток. Опущенные глаза, легкая улыбка, а чаще — откровенная ухмылка, которая как бы намекает на то, что ни к чему этим молоденьким судить о чем-то настоящем. Куда им.

Впрочем, Аве Нинки никогда и не знала, что значит быть молоденькой: ни в жизни, ни тем более в кино. Всю жизнь она прожила взрослой, слишком взрослой женщиной. Мало волнуясь о счастье, если это не новая роль, или о любви, если это не кино.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: