Конкретное кино


Андрей Плахов

Несколько месяцев назад для меня стал настоящим сюрпризом фильм «Ласточки прилетели», и я с удовольствием включил его в программу фестиваля в Ханты-Мансийске. Не зная, разумеется, что работа осетина Аслана Галазова будет признана лучшей: так решило жюри под председательством Леоса Каракса — несмотря на то, что в международном конкурсе участвовали лауреаты «Оскара» и Венеции. И понятно почему: фильм Галазова — это современное «конкретное кино», с запахами и красками кавказского города, с социальным телом и романтической душой.

Теперь я прочитал статью Галазова — и удивился снова: не каждый критик напишет так толково и осмысленно. Ему прощаешь даже «запрещенный прием» — когда режиссер анализирует собственный фильм. Так скандально некогда поступали авторы французской «новой волны», сами критики в душе. Импульсом статьи стала обида из-за равнодушия к «Ласточкам» кинопроката (отдельный сюжет, требующий обсуждения), но смысл ее гораздо шире. Галазов делает киноведческую работу, которую не сделали мы, и ставит важнейшую проблему кинопроцесса: что такое современный авангард? У нас все еще думают, что это Тарантино с Родригесом, хотя поезд давно ушел.

Авангардным в современном смысле стало не то кино, которое раньше связывалось с этим термином. На фестивалях все реже встречается художественный экстрим, и все чаще — актуальное кино о людях, их чувствах и проблемах. Только режиссерам с именем дозволены экстравагантные выходки. Игры со стилем, иносказания и поэтические метафоры допускаются, но и они должны быть загримированы под реализм. Эту новую генеральную линию подтвердили победа в Берлине китайского «Замужества Туйи», в Канне — румынской ленты «4 месяца, 3 недели и 2 дня», успех «Простых вещей» в Сочи и в Карловых Варах, и даже тот факт, что лучшим на ММКФ жюри признало фильм «Путешествие с домашними животными». Эти разные картины объединяет конкретность, подробно очерченная среда обитания героев, простота конструкции. Все они возрождают забытые слова из лексикона полувековой давности — типа «гуманизм» и «внимание к маленькому человеку». Все они свидетельствуют о том, что эпоха великих обобщений кончилась и пришло время «конкретного кино».

Конечно, фантазия и экстрим будут по-прежнему процветать в популярных жанрах. Не обойдется без них и радикальное авторское кинотворчество. Но престижная фестивальная ниша будет заполняться в первую очередь «конкретными» фильмами. В этом — одна из «трудностей перевода», с которыми столкнулся на фестивальном поприще «Груз-200» Алексея Балабанова. В этом же — одна из причин того, что «Изгнание» Андрея Звягинцева не повторило успеха его же «Возвращения».

Глобальные абстракции внушают неприятие и отторжение. Конкретные образы успокаивают, к тому же очищают социальную совесть. Так что борьба конкретного с абстрактным скорее всего завершится в пользу первого. К тому времени, когда выяснится, что коммерческий потенциал русского рынка исчерпан (а это не за горами), мечта о фестивальных победах оживет вновь, а конкретные картины, способные их обеспечить, очень даже понадобятся. Загвоздка в том, что в России их почти никто не умеет снимать.

 

Идеологические трудности кинопроката

Аслан Галазов

«Ласточки прилетели!» — Спасайся, кто может!

«Ласточки» прилетели, но видели их немногие.
Кинопрокатчики считают российский прокат «Ласточек» «рискованным» мероприятием. В чем же дело? Ведь мы видим в прокате и явно провальные, и убыточные фильмы. Это с одной стороны. А с другой стороны, искусство наших прокатных и рекламных компаний возводить «пшик» в степень крупного культурного события и толпами загонять загипнотизированных зрителей в кинозалы достигло фантастического совершенства.

В чем же проблема «Ласточек»? Вроде бы и критики хвалят, и зрители — те немногие, что смотрели — не остались равнодушными. Да и тема в фильме поднимается острая, актуальная. Казалось бы, «раскручивай» ее, да продавай. С их то умением! Ан нет. Не клюют.

Ну, допустим, нет в «Ласточках» затертых, «замыленных» лиц, называемых «звездами». Зато, как говорят те же критики, есть завораживающая достоверность образов. Ну, нет там спецэффектов. Но фильм впечатляет и без них. Нет сумасшедшей скорости, свойственной жанру экшн. Но есть высокий градус напряжения, да и скорость меняется по ходу действия.

Прокатчики, да и критика относят «Ласточек» к так называемому «артхаусному» кино, но и «артхаусные» прокатчики не торопятся с предложениями, также считая прокат «Ласточек» рискованным. Другими словами, ни «мейнстрим», ни «артхаус» не признали нас «своими».

Может быть и от огорчения, но мне пришло в голову, что причина нашего невезения политическая, классовая. Действительно, ведь «Ласточки» — это политический фильм. Антибуржуазный. И совершенно естественно, что сложившаяся за последние годы система производства и проката буржуазного кино не принимает, отталкивает его (и большая часть так называемого «артхауса» — это тоже буржуазное кино, его другая сторона, определенная ниша).

Но кого же представляют «Ласточки» в своем антибуржуазном пафосе? Разве остались еще в нашем обществе другие классы? Разве не все мы еще буржуи, с большим или меньшим успехом? Разве мы не единая буржуазная масса?

В этом смысле можно сказать, что «Ласточки» говорят от лица недобитой и недокупленной интеллигенции, представителем коей является главный герой фильма, — но также и от лица «пролетария» в широком смысле, от лица «простого», «маленького» человека, судьбой которого традиционно озабоченна интеллигенция и интересы которого традиционно представляет. Не случайно в «Ласточках» «интеллигент» и «пролетарий» оказываются на одной «скамейке» отверженных и мучаются одной и той же болезнью.

Но интеллигенция представляет и свои кровные интересы — интересы культуры, поскольку никогда еще культура не была так близка к полному уничтожению, размыванию, вытеснению так называемой «массовой», а по сути мелкобуржуазной «культурой», вульгарной и отупляющей культурой развлечений, «шоу-бизнесом».

Именно с позиций культуры, а не с позиций марксизма или коммунизма, обличается в фильме буржуазный порядок, общество потребления, власть денег. Устаревшая антикоммунистическая риторика до сих пор прикрывает собой подлинный фронт главного конфликта современности. Сегодня линия фронта проходит не между «белыми» и «красными», «коммунистами» и «демократами», а между «человечной» Культурой и бесчеловечной механической Цивилизацией. Эта анонимная, безликая Цивилизация, монструозный плод буржуазного прогресса, под видом «мировой демократии» навязывает многоликому миру унифицированный, тоталитарный порядок.

Реклама — скрытое идеологическое оружие нового порядка, поскольку является не только рекламой товаров, олицетворенных и обросших историями, но и пропагандой буржуазного, потребительского образа жизни. Два в одном флаконе.

Противостоять этому новому тоталитаризму довольно сложно, поскольку в основе его лежит не идея (расового или классового превосходства), а страсть. Страсть к накоплению, алчность, открывающая ворота целому морю страстей. Вот почему эта самая современная и глобальная модель тоталитаризма действует столь эффективно и неприметно, словно наркотик опутывая человека сетью зависимостей. Возбуждая в людях страсти, она заставляет их рабски служить им, подобно наркомании выхолащивая в человеке совесть, разум и волю.

«Ласточки прилетели» — это фильм не только и не столько о наркомании, сколько об одержимости современного человека страстями, будь то одержимость властью, успехом, славой или богатством. Фильм о погоне за миражами, в которой человек теряет свое человеческое предназначение.

Это также фильм о современной цивилизации, пристрастившейся к знаниям, но лишенной духовности и живой связи с миром. Ведь наркомания — не только социальная болезнь, но и социальный симптом. Симптом духовного вакуума, восполняемого дьявольскими суррогатами.

Если непременно искать определения, то «Ласточек» следует скорее отнести не к «арт-хаусу», а к авангарду, по крайней мере, в контексте современного российского кино, — прежде всего в части оппозиции буржуазному миру, разоблачения сотканной им из лжи псевдореальности, разрушения его мертвых канонов. Парадоксальным образом сегодня авангард выглядит простовато, старомодно и очень реалистично в противовес модерновым и безумным сюрреалистическим фантазиям «мейнстрима».

В таком случае, авангардом чего являются «Ласточки»? Какого кино?

«Ласточки» — это романтический фильм, сделанный в реалистической стилистике. Романтизм, отягченный, удерживаемый на земле реализмом, обретает характер неразрешимого метафизического противоречия между духом и материей. Другими словами, романтизм, омраченный реальностью, дает метафизику. Поэтому стилистику «Ласточек», если играть в слова, можно назвать метафизическим реализмом. Что не отменяет романтического пафоса картины.

«Ласточки прилетели» — это фильм о поиске духовного в бездуховном мире. Вроде бы тупиковый сюжет, обреченный. Но чудо состоит в том, что сам поиск духовного одухотворяет мир, наполняет его духовностью и таким образом изменяет его к лучшему.

«Ласточки» имеют выраженное отношение к неореализму: и в плане социального содержания; и в плане идеологии (антибуржуазного пафоса), и в плане стилистики и технологии производства («документальная непосредственность», работа с непрофессиональными актерами и т. д.), и в плане общего гуманистического содержания.

Неореализм в свое время также возник как альтернатива «гламуру» буржуазного кино с его «романным» (буржуазным) содержанием, помпезными декорациями, слащавыми актерами. И в более широком смысле — как альтернатива буржуазному миру, быстро и нахально утверждавшемуся в послевоенной Италии и столь же быстро и нахально приносящему социальное неравенство: избыточное богатство немногих и нищету подавляющей части общества. Аналогия с нашим сегодняшним днем вполне очевидная. Новая волна, которую несут в себе «Ласточки» — это волна неоромантизма, неогуманизма, возникающая на фоне неокапитализма, бездуховности, неототалитаризма. «Ласточки» не стоят здесь отдельно. Эта тенденция — поворот в сторону социального, человеческого, духовного — видна во многих работах. «Эйфория», «Изображая жертву», «Остров», «Кремень», «Маяк», «Простые вещи», «Груз 200», «Плавание» — все эти работы по разному и в разной степени несут в себе эту новую волну. Она ищет свой киноязык. Он оказывается пока довольно жестким, если не жестоким, и довольно невнятным — в том смысле, что есть вопросы, но нет ответов, есть болезнь, но нет лекарства.

Есть ли почва у этой новой волны? Мне кажется, что есть, и очень плодородная. После долгих лет копирования не лучших «заграничных» образцов возникает некая потребность обращения к своим близким корням — замечательному советскому кинематографу 60–70-х годов, высокохудожественному и очень человечному, испытавшему, кстати говоря, глубокое влияние итальянского неореализма. В «Ласточках» есть то, что называется «высказыванием». «Колоться надо бросать!» — это самое явное и заметное из них, открыто звучащее с экрана. «Потребительское общество воспитывает идеальных потребителей-наркоманов» или «Буржуазное общество — путь к духовной катастрофе» — это невысказанные открыто, но также читаемые высказывания. Но есть и еще одно, для внутреннего, что ли, «цехового» пользования: это эпизод с выбрасыванием в реку портфеля с томиком стихов эстета и одного из апологетов «чистого искусства» Шарля Бодлера.

Мне кажется, что сейчас не время искусству служить самому себе, быть «искусством ради искусства». Не до эстетства и не до самовыражения сейчас. Сейчас, извините за банальность, искусство должно служить людям, обществу, добру. Времена такие. Автор должен забыть о себе, растворится в материале, быть смиренным инструментом неуловимой «правды». Не случайно во многих последних кинофильмах так отчетливо прослеживается тяготение авторов к «документальной непосредственности» действия, как бы разворачивающегося по собственной воле. Не случайно и то, что содержание фильмов становится все более и более социальным, все более и более политическим.

А что же с прокатом? Жаль, если «Ласточки» не долетят до своего зрителя. Вся надежда, как говорится, на народ (а не на массу). Интеллигенция и пролетарии — это главная аудитория «Ласточек». К сожалению, не такая активная и состоятельная в смысле посещения кинотеатров, как буржуазная. Хотя и среди «буржуев» немало потенциальных зрителей «Ласточек», поскольку наша буржуазия в той или иной степени остается пролетарской или интеллигентской. Поэтому остаюсь при убеждении, что прокатчики напрасно считают «Ласточек» рискованным проектом. Да и риск, как говорят знающие люди, дело благородное. Поэтому и прокатывать наших «Ласточек», скорее всего, будем мы сами — творческое объединение людей, официально называемое кинокомпанией «Нарти Мувиз».

В этом есть определенная логика: ведь мы делали наш фильм как «независимое» кино — следовательно, и прокатывать его нужно независимо. К тому же в этом случае мы приобретаем бесценный опыт полного цикла «независимого» кинопроизводства: от создания фильма до его дистрибуции.

Хочу предостеречь читателя этих строк от слишком серьезного и буквального понимания заявленного выше деления нас на буржуев, интеллигенцию и т. д. Тем более, не имелось в виду задеть или оскорбить кого-либо. Это, так сказать, условная теоретическая терминология, абстракция, необходимая для анализа, но часто вредная для практической жизни. Все мы люди в первую очередь, и наша задача — сохранять нашу человечность, сколько возможно. А задача кино и искусства вообще — пробуждать в нас эту человечность, что мы и пытались сделать по мере сил в фильме «Ласточки прилетели».


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: