Интервью

«Фильм-катастрофа, в финале которого катастрофа не случается»


 

 

— Как вам пришла идея фильма «День, когда Вселенная выжила»? Это ведь мокьюментари?

— Идея родилась, когда я познакомился с итальянским художником Микеланджело Пистолетто. Я приехал в город Бьелла в Италии, и нас представил мой очень хороший друг. В Бьелле у Пистолетто есть собственный фонд. Вообще, это целый город художников, в свое время Бьелла была сердцем индустриальной революции, а теперь старые фабрики пустуют. Эти помещения стоят недорого, и в них развиваются арт-кластеры; здания начала века выглядят очень эффектно. Когда мы познакомились, Микеланджело готовился к выставке в Лувре, она называлась «Нулевой год. Рай на Земле» и иронически обыгрывала последнюю дату в календаре Майя — 21 декабря 2012 года.

Пистолетто предложил мне снять фильм о том, как люди живут сейчас, на фоне экономических проблем, глобального потепления и прочих трудностей. Он хотел инициировать масштабный проект о жизни, находящийся на пересечении жанра художественного и документального кино — фильм-катастрофа, в финале которого катастрофа не случается. Такова концепция: хоть это и документальный фильм, выстроен он как художественный. Я начал со сцены, которая создает иллюзию, что все события происходят в один день — 21 декабря 2012 года. Это уловка: я ведь не Бог и не могу снимать одновременно в нескольких точках Земли.

— В титрах «День, когда Вселенная выжила» есть посвящение: «for Леонардо, Лоренцо и Мио». Кто они?

— Это дети. Мой сын Леонардо, Лоренцо — сын моего итальянского друга, который познакомил меня с Пистолетто, а Мио — дочка астрофизика Педру, моего друга детства. Он сейчас, можно сказать, король астрофизики, и живет в Оксфорде, мы очень близкие друзья, и когда мне нужно уединение и тишина, чтобы поработать над сценарием, я приезжаю к нему домой. Он помог мне получить разрешение на съемки в Оксфорде. Когда я пришел к нему аудиторию, меня впечатлили доски, на которых были написаны математические формулы — прекрасные, непонятные и совершенно абстрактные. Он показал мне на одну и сказал, что ее он написал специально для меня, чтобы объяснить мироздание. Сцена с этой формулой стала единственным эпизодом в фильме, в котором я решил ввести закадровый комментарий. «21.12 День, когда Вселенная выжила» — фильм о будущем, ведь конец света в нем так и не настал, и я подумал, что посвятить картину именно детям будет правильно.

Марку Мартинш

— Как проходили съёмки?

— Сначала я изучал разные истории. У меня не было большого бюджета, поэтому я не мог ездить везде и начал с тех мест, в которых, точно можно снять что-то интересное — например, танцовщицу Нариту или астрофизика из Оксфорда. Что касается индийской части… Я обработал много информации о парнях, которые развозят еду по всему Мумбаю — в итоге они станут героями отдельного фильма, моего следующего. Но я считаю, что Индия — место, в декорациях которого особенно остро звучит вопрос о будущем планеты, об изменении климата. В конечном итоге у меня набралось около сорока-пятидесяти историй, и я начал писать сценарий, основываясь на персонажах, которые интересовали меня в большей степени, пытался разработать диалог между ними. И вот что интересно: с одной стороны это должен был быть диалог между обычными людьми, с другой — нет такого явления как обычный человек, будь ты рабочий или ученый, личность невозможно усреднить. В моем предыдущем документальном фильме о японском художнике («Следы дневника») герой рассказывает, как создает свою фотокнигу: у него очень много фотографий, и выбирает он так — на первом этаже своего дома разбрасывает снимки, и те, что падают лицевой стороной кверху, оказываются в книге. Это выбор не по критериям содержания или красоты. Когда выбираешь истории для фильма, привлекают яркие ни на что не похожие сюжеты, но цель в том, чтобы снимать обычные истории. А это трудно. В итоге в сценарии осталось около двадцати пяти историй, сняли шестнадцать, а смонтировали двенадцать.

— Индийская история в вашем фильме, кстати, сильно выделяется. Она более живая, более энергичная и ритмичная на фоне остальных — холодно-отстраненных. Неудивительно, что именно она получит продолжение в полноценном фильме, понятно, что материал этой истории не исчерпан…

— Хорошо, что вы заметили. Так получилось помимо моей воли, это не мое отношение к Индии — это Индия натолкнула меня на фактуру. Там очень динамичная жизнь, все всё время куда-то несутся. Я сам был оператором и снимал, сидя на мопеде, своих героев-даббавалла, которые тоже едут на мопедах, а потом пересаживаются в поезд. Это было очень не просто, но это сообщило эпизоду свою интенсивную энергию. Через два месяца я вернулся домой, я понял, что больше такого ритма я просто не вынесу и сойду с ума. Когда я приехал домой, решил снять отдельную историю про этих людей, и мне как раз подтвердили, что под этот проект будет финансирование. Это совершенно уникальное явление, даббавалла развозят на работу мужчинам домашнюю еду, которую для них приготовили их жены. Зачастую даббавалла неграмотны, и отдельный интерес представляет то, как они обозначают, кому нужно доставить какой бидончик с едой. Но самое удивительное, что все даббавалла происходят из одной деревни, и я очень обрадовался возможности не просто гоняться за ними по Мумбаи, но и поехать в эту деревню и снять, как живет подрастающее поколение даббавалла.

21.12. День, когда Вселенная выжила. Реж. Марку Мартинш, 2013

— Я правильно понимаю, что даббавалла существуют только в Мумбаи?

— Да, это явление возникло в колониальную эпоху. Британцы не могли есть индийскую еду, и они нуждались в услуге доставки. Потом и сами индийцы стали пользоваться сервисом. Я тоже задался вопросом, почему их нет в Калькутте, в Дели или в других больших городах. Ответ оказался прост — в Мумбае есть поезда, а это как для нас метро, без этих поездов они просто никогда не успели бы вовремя. Причем до метро они добираются на мопедах, потом, пересаживаясь на поезд, они передают свои мопеды ребятам, которые перехватывают их у поездов — целая система! К тому же это оказалось очень важно для семейных отношений — у индийцев особое отношение к еде, своеобразный культ. Жена полдня готовит мужу обед, который потом очень быстро ему доставляется, и это такой своеобразный акт любви, который возможен только в этом городе.

— Вы чувствуете родство с другими португальскими режиссерами своего поколения? Мигель Гомеш , Жоао Педро Родригеш… Или вам ближе, скажем, кинематографисты Латинской Америки — Карлос Рейгадас, Родриго Морено, Лисандро Алонсо

— Алонсо и Рейгадас — да, безусловно. Мы очень близкие друзья с Жоао Педро Родригишем, Мигелем Гомешем, учились вместе, и через многое прошли. В наших фильмах есть схожие черты, но они совсем не похожи друг на друга. Поэтому каждый раз, когда меня просят охарактеризовать португальский кинематограф, я говорю, что главное в нем — индивидуальность. Мы живем в эпоху мирового кино, но есть и небольшой локальный кинематограф: португальский, мексиканский, аргентинский, чилийский, румынский, и внутри каждого у авторов — сходные методы работы. Я испытываю большое влияние кинематографа всех этих стран. Гонгконгское и тайваньское кино тоже имеет большое значение для моего поколения, особенно Хоу Сяосянь — его «Миллениум Мамбо» и «Кафе Люмьер», я раз сто пересмотрел, это было настоящее откровение. А еще ранние фильмы Карвая, хоть мне и не нравится то, что он делает сейчас, но когда он ушел из поточного жанра самурайского кино и стал снимать свои маленькие фильмы, это было действительно интересно. Кроме того, из португальского кино более старшего поколения, есть большое количество примеров очень индивидуальных авторских высказываний, как у ди Оливейры или Педро Кошты.

— Как сегодня Кошту и ди Оливейру воспринимают в Португалии? У нас в России не редко можно встретить не прикрытый снобизм по отношению к главным фестивальным режиссерам — Звягинцеву или тем более к Сокурову…

— У Кошты и ди Оливейры нет публики в Португалии, их кино показывают в паре кинотеатров, не больше двух недель, потому что люди не ходят на такие фильмы. Однако, Кошту и ди Оливейру очень уважают, и я разделяю это уважение, хотя мне самому не очень нравится такое кино. Им по-прежнему дают государственные деньги на фильмы. У более молодого поколения дела обстоят немного лучше, у меня, у Мигеля Гомеша есть небольшая аудитория. Но, к примеру, мой фильм «Алиса» или фильмы Гомеша намного более популярны во Франции, чем у нас.


Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: