Интервью
Максим Сухагузов
Максим Сухагузов

Двое и глобус


Валерий Тодоровский: «Думаю, что я и был всегда шоураннером»

Очевидно, ваш фильм имеет успех на фестивалях. Я имею в виду не только призы, но и то, как реагирует публика. Это хороший знак, если говорить о грядущем прокате?

Обычно считается, что плохой. На фестивалях публика одна, а в обычных кинотеатрах другая. Но я надеюсь, что «Географ» станет точкой пересечения этих двух публик. Мне кажется, фильм не очень-то «фестивальный» на самом деле. Он демократичный. Нам еще предстоит осмыслить, как именно его выпустить — «Географ» должен выйти в прокат 7 ноября. Кстати, здесь в Одессе на вечернем показе был полный зал, 1200 человек — много простой одесской публики.

Вам как продюсеру пришлось идти на какие-то компромиссы, чтобы заинтересовать массового зрителя?

Я не шел ни на какие компромиссы, фильм изначально был задуман как зрительский. Сама повесть Алексея Иванова, которая лежит в основе фильма, достаточно демократична и не требует какой-то специальной подготовки, чтобы ее читать. Таким вышел и фильм. Другой вопрос, что он не задумывался как аттракцион или чистое развлечение. Если представить себе, что люди в кинотеатрах способны смотреть простое «человеческое» кино, это тот самый случай. Единственный момент — фильм в первом варианте был очень длинный, два с половиной часа, шла битва за то, чтобы его ужать. Это было продиктовано простой необходимостью сделать компактный, внятный фильм.

Изначально «Географ» был задуман как ваш режиссерский проект, и лишь потом вы передали его Александру Велединскому. Исполнитель главной роли, Константин Хабенский, тоже, насколько я знаю, рассматривался на начальном этапе. Правда, что Хабенский поначалу не принял книгу?

Да. Тогда был не очень хороший момент в его жизни… Я попросил Костю прочитать, мы с ним встретились, и он мне честно сказал, что не очень понимает, какой фильм я собираюсь делать из этой книги, что я в ней нашел такого для экранизации. Я ему много чего рассказывал, но потом наступила пауза в наших разговорах, она длилась около двух лет. Но когда мы встретились с Костей в следующий раз, он уже все отлично понимал. Возможно, потому что уже прошло немного времени, он был уже в другом состоянии, в другом настроении, и по-другому взглянул на материал.

Вы уже не первый раз работаете с Александром Велединским и, я знаю, что у вас впереди еще совместный мини-сериал «Ладога — дорога жизни».

Да, этот проект находится на стадии начального монтажа. Четыре серии для Первого канала. Это триллер, действие которого разворачивается на льду Ладожского озера во время блокады Ленинграда. История про водителей, которые доставляли провизию в блокадный город. Это оригинальный сценарий, который написал Олег Маловичко по идее Алены Званцовой. Фильм снимался в очень сложных условиях, на реальном льду, что было временами просто опасно. В главных ролях снялись трое актеров, которые тянут на себе весь фильм — Ксения Раппопорт, Андрей Мерзликин и Алексей Серебряков. Там огромное количество материала, фильм надо монтировать, а режиссер вот ездит по кинофестивалям. Надо как-то усадить его в монтажную.

Я знаю, вы очень серьезно относитесь к телекино, даже познакомились в Америке со многими людьми, которые делают передовые западные телесериалы. Сами занимаетесь сериалами с 90-х годов. Думаю, если бы в России существовала такая профессия как шоураннер, вы бы, по праву, считались одним из главных русских шоураннеров.

Да, я очень повернут на этой теме, особенно сейчас. Я думаю, что я и был всегда шоураннером.

Шоураннер — это же человек, который придумывает идею сериала, а потом его делают другие люди.

У меня так в большинстве случаев и было. Кстати, чаще всего шоураннер — это сценарист, который придумал весь концепт сериала. Ключевой человек, который держит в голове все главное. Режиссеры приходят и уходят, меняются продюсеры, а шоураннер остается. Вот скажем, мой хороший приятель Мэттью Вайнер, который придумал сериал Mad Men и сделал уже шесть сезонов — он сидит на каждой серии и контролирует процесс. Другие — снимают. Но он ни на секунду не отпускает нити из своих рук. Я видел своими глазами, как он проверял галстук или ботинки главного героя. Не говоря уже про сценарий, драматургию и режиссерские вещи. У нас пока что эта система не работает на всех уровнях. В Америке справедливо считают, что один режиссер не может снять 12 серий (или того хуже 16 и 24) — у него просто не хватит физического здоровья, в какой-то момент он выдохнется и начнет выдавать плохой материал. Поэтому они снимают посерийно: приходит человек, снимает серию, уходит ее монтировать, приходит другой человек и снимает следующую серию. За этим стоит огромная культура режиссеров—профессионалов, способных не просто хорошо снимать, а снимать, сохраняя стилистику. Допустим, в «Подпольной империи» первую серию снял Скорсезе, а все остальные эпизоды сделали пришедшие режиссеры, которых мы, скорее всего, не знаем по имени. Но они сняли все точно так, как заложил Скорсезе. Временами даже лучше, чем Скорсезе. В России таких режиссеров просто нет. Я сам потратил свой последний год на то, чтобы снять сериал («Оттепель» — прим. ред.) в качестве и режиссера, и продюсера, и шоураннера. Но у меня изначально была мысль, что я приду, сниму пилот, а дальше передам кому-то в руки. Потом выяснилось, что просто-напросто некому передать. Если ты позовешь талантливых людей, то они обязательно постараются сломать все, что было до этого, и сделать что-то свое оригинальное. Если ты позовешь бездарных людей, которые будут готовы выполнять задания, то они сделают все очень плохо и понизят планку.

Вы можете сравнить опыт съемок «Оттепели» с тем, что видели на Западе? С технической точки зрения. Вы же бывали на съемочной площадке Breaking Bad.

Все сравнение заканчивается именно на том, что они снимают посерийно. Приходит режиссер, у него есть семь дней, чтобы снять 50 минут. Как правило, есть главный объект, в котором происходит большинство экранного времени. Например, в Breaking Bad это дом главного героя, точка откуда расходятся все сюжетные нити. Весь фильм помещен в город Альбукерка в Нью-Мексике. Это очень удобно, потому что городок маленький, пробок нет, все под рукой. Они мобильно перемещаются — два-три объекта в день. Это как в хоккее, когда на лед выпускают пятерку, у них всего несколько минут на то, чтобы забить. Поэтому они носятся как сумасшедшие, потому что они знают, что скоро их поменяют на других. Когда режиссер знает, что ему нужно снять за семь дней одну серию, а потом придут другие, то он может вкалывать по двенадцать часов в бешеном ритме. Я же снимал свой сериал, как все снимают у нас. Я заходил в декорацию и снимал там все сцены, которые происходят в этой декорации на протяжении всех двенадцати серий. Потом декорацию рушили, я параллельно снимал где-то на натуре, пока отстраивали новую декорацию. Плюс к этому надо добавить, что у нас посеринйая съемка совершенно невозможна. Не только потому, что это дорого — а это дорого, — но еще и потому, что наши артисты всегда параллельно снимаются в кино и играют в театрах. Невозможно составить такой актерский график, который совпал бы с посерийной съемкой. У нас режиссер снимает не так, как он хочет, а так, как это удобно актерам. На американском телевидении актеры полностью принадлежат сериалу. Они подписывают контракт на шесть месяцев и все это время не уходят со съемочной площадки. Они получают за это деньги. Сегодня весь российский кинематограф подстраивается под артистов. Что, конечно, безобразие полное. Наши западные друзья совсем этого не понимают. Думаю, в какой-то момент этот принцип придется сломать, но это будет очень сложно.

 

Александр Велединский и Валерий Тодоровский на кинофестивале в Одессе, 2013

Александр Велединский: «Не снимать кино с детьми, не снимать кино зимой»

Как вам кажется, фестивальный успех фильма — это хороший знак для кинотеатрального проката? Или от этого ничего не зависит, потому что на фестивали ходит специфический зритель?

На «Кинотавре», конечно, публика была точно специфическая. Но мы еще делали показы в Потанинском фонде, где собралось 350 студентов со всей страны. Молодые люди лет до 25 просто восторженно принимали картину, потом еще три часа вопросы задавали. На кинофестивале «Зеркало» был хороший показ. В общем, появляется какая-то уверенность, что зрителя удастся на фильм привести. Все говорят, что пойдем на фильм еще раз и приведем друзей или родственников. Я, вообще, стараюсь делать кино именно для зрителей. Фестивали — это, конечно, прекрасно и чудесно, но только в том случае, если они помогают выйти на зрителя. Железки-призы меня мало интересуют, если честно. Вывернись наизнанку, но не ори в пустом зале, говорил Шукшин.

Одесский кинофестиваль тем и отличается, что он зрительский. В зале сидит не только профессиональная публика.

Это да. Но, конечно, мнение жюри тоже важно. Потому что жюри это тоже зритель, только более продвинутый, более насмотренный. Критики тоже важны, потому что тоже зрители. Важно, на самом деле, все. Но выбирая между фестивальным кино и зрительским, я всегда старался делать второе. Но при этом не тупую развлекаловку, а все-таки содержательное кино. Я сам люблю такое кино. Идти по пути артхауса мне не очень нравится. Хотя некоторые фильмы из этой области я очень люблю.

Какие именно?

Например, «Мастер» Андерсона. Великий фильм, я считаю.

А есть такой фильм, посмотрев который, вы подумали, что никогда бы такое не смогли снять? Не технически, а просто по идее.

Может быть, «Энни Холл» Вуди Аллена. Это впечатляет именно по придумке, по легкому и, в хорошем смысле слова, наглому подходу. Или фильмы Бунюэля. Мне кажется, Аллен и Бунюэль — два режиссера, которым, вообще, подражать невозможно. Но у них можно только брать уроки легкости: как сделать картину, которая смотрелась бы легко, но при этом давала пищу для ума и души.

Хочу вспомнить ваш сериал «Закон», который вы также делали с Валерием Тодоровским. Я его смотрел по телевизору в подростковом возрасте, а вот недавно с удовольствием пересмотрел. Помню свои ощущения тогда и сейчас. Прекрасный сериал. Классный сценарий и драматургия.

Он сделан по законам классической драматургии, русской классики. Достоевский всегда писал детективные вещи — «Братья Карамазовы», «Идиот»… про «Преступление и наказание» я, вообще, молчу. Он тоже находил баланс между увлекательной формой и глубиной. Поэтому, делая «Закон», в каких-то идеях опирались на Федора Михайловича. Думали о нем и вспоминали его часто.

При этом сериал именно сейчас смотрится дико актуально — там много чего сказано и про российский суд, и про церковь, и про нынешнее положение дел. Я знаю, что вы человек с активной гражданской позицией…

Ну, активной ее не назовешь, но мнение у меня, безусловно, есть. Можно было быть куда более активным.

Как у режиссера у вас не возникает желания как-то осмыслить сегодняшнюю ситуацию в стране?

Есть. Я думаю, что даже и возможность будет такая. Но, на мой взгляд, любое «анти», то есть, когда режиссер конкретно выступает на чьей-то стороне, получается анти-художественно. Почти всегда. Самый слабый фильм Бунюэля — это «Дневник горничной», потому что он открыто антифашисткий. В художественном смысле это провал. А вот «Млечный путь» спорный — он ни за, ни против. Я боюсь конкретных выступлений против кого-то или за кого-то. Хотя имею свою собственную позицию и готов ее озвучивать, могу пойти и драться на улицах — не вопрос. Но в кино я этого делать не буду. Это не значит, что я должен всем угодить, но опять же, как отвечал Гете на вопрос: «Зачем вы пишите?» — «Для смягчения нравов». И моя позиция как режиссера именно такая. Я очень недоволен тем, что происходит с Навальным. Я ему сочувствую, я его уважаю, я на его стороне полностью. Но кино про Навального я вряд ли стану делать. Конечно, можно из этой истории вытащить какой-то вечный русский архетип стойкого, конкретного борца. Но это должно художественно работать, иначе будет сиюминутная история.

У вас в фильмографии уже три экранизации, которые, скорее, «по мотивам» — дебют «Ты да я, да мы с тобой» по Вячеславу Пьецуху, «Русское» по Эдуарду Лимонову, теперь вот «Географ глобус пропил» по Алексею Иванову. Откуда такой режиссерский интерес к литературе?

Кино — младший брат литературы. Хотя, конечно, они абсолютно разные. Литература выше, мощнее и нужнее. Кино имеет дату рождения — значит, будет иметь дату смерти. А литература останется. Когда что-то интересное появляется на литературном небосклоне это рано или поздно экранизируется. Поэтому когда мне Валера предложил ознакомиться с романом Алексея Иванова, я согласился. Это большая литература, я считаю. Этот персонаж — Служкин — во многом я сам. В течение пяти лет, когда я ничего не снимал, я жил как Служкин. Только что в школе не работал и в походы не ходил. Но у меня были свои «походы», и своя некая «школа». Сейчас я понимаю, что таким образом я готовился к этому фильму. Не зная, что он у меня будет.

Правда, что вы сейчас присматриваетесь к роману «Соборяне» Лескова?

Это правда. Может получиться очень мощно и интересно. Я знаю, что Балабанов всегда мечтал за него взяться, но я даже не представляю, как он предполагал из этого кино сделать. Наверняка, у него была какая-то идея. Я его могу представить только в многосерийной форме. Мне уже прислали восемь серий готового сценария. Очень здорово написанного. Буду я его делать или не буду, пока неизвестно. Мне сейчас как раз предстоит выбор, браться за него или нет. «Соборяне» — это дневниковые записи сложные для драматургического воплощения на экране. Но это, кстати, абсолютно современная вещь. Прямо про сегодня. Там каждого персонажа можно заменить современными фамилиями. Термосесов — это, понятно кто. Сейчас этот человек не в Кремле уже, но это он.

Расскажите про ваш новый мини-сериал «Ладога — дорога жизни». Насколько я знаю, вам пришлось спасать проект после «ухода» другого режиссера?

Это было неожиданное предложение. Раздался звонок, Валера говорит: «Ты режиссер через неделю». Я сказал, что приму решение, когда мне позвонят актеры. Позвонил Андрюша Мерзликин и сказал, мол, Саня давай. Я, конечно, согласился. Плюс еще Леша Серебряков и Ксения Раппопорт. А про «спасать проект»… Это, смотря с какой стороны посмотреть. Можно сказать, что я спасал Валеру и его студию. Но есть же еще другая сторона в этом деле, которая, наверное, по-другому считала бы. Тем не менее, мне пришлось быстро войти в процесс, переписывать по ночам сценарий. Но мы работали с удовольствием. Тридцать дней на льду. Я каждый раз зарекаюсь: не снимать кино с детьми, не снимать кино зимой. А толку! Каждый раз: зима, осень, экстрим, дети, животные и прочие неприятности. Хотя бы раз снять кино в той же Одессе.

дата первой публикации

Читайте также

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам:

Отправить