Маттео Гарроне. «Гоморра»
Гоморра. Реж. Маттео Гарроне, 2008
Грязные окраины Неаполя. Пока одних напомаженных итальянцев бесцеремонно расстреливают в солярии во время маникюрных процедур, другие пытаются как-то крутиться в душных неопрятных пространствах: разносить конверты, заниматься незаконной утилизацией токсичных отходов, в тесных подвалах шить платья для домов высокой моды. Денег и радости занятия эти приносят немного — весь профит уходит невидимому спруту, заявляющему о себе лишь только кто-то решит выйти за пределы порочного круга. Речь о Каморре, неопалитанской мафии, контролирующей жизнь округа почти на всех уровнях и запустившей свои щупальцы в каждый бедняцкий квартал. Но даже лояльность преступным структурам не гарантирует безопасности — на улице идет война кланов, и каждый день заканчивается подсчетом покойников.
Мы привыкли, что криминальная хроника, сколь бы бесчеловечной ни было ее экранное отображение, обладает романтическим ореолом. Но итальянец Гарроне делает все, чтобы сбить свойственный жанру налет героизма, и пацанскую лирику заменяет сухим бытописанием. Бандитские заработки он показывет как ежедневную рутину, мало воодушевляющую даже самих участников. Беспристрастная камера следит за некрасивыми лицами и холодно фиксирует пугающую механику, подчиненную не альтернативным «понятиям», а голому прагматизму (надо отметить, что в фильме мы не видим ни одного смахивающего на богача преступника). На этом стоится весь эффект фильма — невозможно не ужаснуться, с одной стороны, столь приземленной беспринципности, с другой — масштабами бедствия. И в этом Гарроне действует как хороший ученик великой традиции, с той поправкой, что в ХХI веке выпуклая фактура реальной жизни не создает поэтическую атмосферу, а подавляет своей документальностью.
Соотношение реальности с фантазмическим измерением — одна из центральных тем всех фильмов Гарроне. Следующая его лента «Реальность» была целиком сфокусирована на деформирующем влиянии медиа. Одна из линий «Гоморры» посвящена двум подросткам, разыгрывающим сцены из «Лица со шрамом» и не желающим мириться с прозаичной корпоративной этикой Каморры. Они заражены притягательным криминальным мифом, созданным в первую очередь силами именно кинематографа, и за это поплатятся в финале. В случае организованной преступности реальность и миф несовместимы — последний угрожает нормальному ведению дел и разбивается о слаженную бизнес-структуру.
В преступную сеть здесь по умолчанию включены все, так же как все мы включены в систему капиталистических отношений — Каморру можно рассматривать и как метафору вездесущего рынка, чьи основные процессы остаются скрытыми от нас. Отпечатывающийся в памяти обшарпанный жилой комплекс из фильма — некогда социальное жилье, превращенное в подчиненный мафии преступный муравейник. Снос подобного социального комплекса Прютт-Айго в 1972-м принято считать концом модернизма с его жизнестроительными амбициями по переустройству мира. Из этой точки берет начало не только постмодернизм (сначала в архитектуре, а потом и в культуре вообще), но и современная неолиберальная экономика с ее отсутствием социальных гарантий. «Ты думаешь твоя жизнь тебе принадлежит?» — говорит один из персонажей пожилому курьеру, пытающемуся вывернуться из вооруженного противостояния. — «Ты часть этой войны, а война требует денег. Свою жизнь можно только купить».
Невидимые, как рука рынка, остающиеся за кадром основные бенефициары невероятных по размаху преступлений, что титрами перечисляются по окончании фильма, и, кажется, распространяющиеся до бесконечности силы мафии оставляют острое и жуткое чувство бессилия. В эту черноту вложена та беспомощность, что все мы испытываем перед колоссальной и незримой властью сильных мира сего. «Гоморра» приоткрывает лишь одно маленькое окошко.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса