«Детки» в порядке
На Beat Film Festival покажут «Мы были «Детками»» — документальный фильм-размышление о повзрослевших героях «Деток». Републикуем эссе Алексея Васильева о роли дебюта Ларри Кларка и Хармони Корина в его жизни.
В темноте зала из динамиков раздается смачное, самозабвенное чмоканье и сопенье. Экран светлеет: перед нами лижутся, сидя в постели, 18-летний шкет и девочка-подросток. Это очень лиричная сцена. Статичный неспешный кадр, долгие крупные планы. Вдоль кровати выстроены в ряд плюшевые мишки, из-за ушей которых выглядывает край виниловой пластинки Beastie Boys. У девочки персиковая кожа и белые лифчик и трусики. Шкет белокожий, с неловкими складками на животе и черными пятками на белых носках, зато у него ярко-черное оперенье выразительных глаз, а когда его пунцовые губы обнимают губы девочки, выглядит это прекрасно, как тот мир до стыда, откуда родом разверстые мидии. «Ты мне нравишься. Я не причиню тебе боль. Тебе понравится, вот увидишь», — обещает шкет. Девочка улыбается. Потом все резко меняется, становится быстро и конкретно: он трахает ее, а за кадром звучит его внутренний монолог: «Люблю целок. У них нет заразы, дырка подходящего диаметра, в них нет стервозности, ничего нет — одно удовольствие». Выйдя из подъезда, он объявляет своему дружбану, что намерен сегодня вскрыть еще одну целку. Так, с пасторали, обернувшейся циничным враньем, начинаются «Детки».
Сегодня, приветствуя на наших экранах новый фильм Хармони Корина «Отвязные каникулы», мы вспоминаем корни режиссера. «Детки» (1995) — первая работа Хармони Корина в кино вообще, в качестве сценариста, поэтому логично сосредоточиться на сценарии, коль скоро он наш герой. Но для ясности нельзя обойти фигуру режиссера «Деток». До «Деток» Ларри Кларк был фотографом. Его фотоальбомы «Талса», «Подростковая похоть» и другие, где на черно-белой пленке запечатлены часто голые, иногда — в состоянии сексуального возбуждения тинэйджеры, играющие с атрибутами самоубийства (пистолеты, веревки вокруг горла, вонзенные в вену шприцы с героином) к моменту выхода фильма были уже признанной классикой; ими вдохновлялся Гас Ван Сэнт, выступивший на «Детках» исполнительным продюсером, без них, возможно, 70-летний интеллектуал Гай Дэвенпорт не развенчал бы миф об асексуальности детей с той непринужденностью, в которой секрет неотразимости его «Кардиффской команды» (1996). Хрупкие угловатые тела и детские лица на фото Кларка вырастают в символ людей, которым в большинстве своем так и не удается стать по-настоящему взрослыми, то есть свободными от догматов культуры и образования, а атрибуты самоубийства — в танатос, тяга к которому есть сопротивление пойти по пути к себе. В СПИДе Кларк обнаружил новый притягательный образ танатоса. Однако СПИД нельзя сфотографировать. Поэтому он решил снять фильм, а Корина попросил оформить его идею в сценарий. На момент Каннской конкурсной премьеры «Деток» Корину было 22, хотя IMDb утверждает, что заказ на сценарий он получил в 19-летнем возрасте.
Таких фильмов тогда не делали
Корин сделал СПИД двигателем сюжета, превратив его в то, чем могло бы быть в хичкоковском сюжете секретное оружие, применение которого должен предотвратить герой. 16-летняя Дженни (дебют Хлои Севиньи, тишайшего эфемерного американского эхо Алисы Фрейндлих) узнает, что у нее ВИЧ-инфекция. Ее единственный половой контакт был год назад с тем самым шкетом Телли (Лео Фицпатрик). Она пытается сообщить ему это по телефону, но он трубку не берет — и кому охота точить лясы с девчонкой, которую вскрыл год назад. Дженни мечется по Нью-Йорку в поисках Телли. Параллельно Телли ищет и клеит очередную целку. Интрига для зрителя в том — успеет или не успеет Дженни сообщить Телли новость, до того как он заразит девочку, показанную авторами с симпатией. На нее нанизана серия наблюдений за подростками в их обычных ситуациях времяпрепровождения — катание на скейте, визит к другу, выпрашивание у мамы денег, покупка анаши, купание в бассейне, обкурка в парке, домашняя вечеринка, вечеринка клубная. Важная авторская мысль — в том, что если б Дженни повела себя как взрослый человек и осталась бы наедине со своей болью, не стала бы искать Телли, она сохранила бы от СПИДа как минимум одну жизнь. Танатос — там, где мы отказываемся вести себя как взрослые. Вот что пишет об этом Гессе в «Демиане» (1919): «Многие испытывают то умирание и рождение, каковое представляет собой наша судьба, только в этот единственный раз за всю жизнь — при обветшании и медленном разрушении детства, когда все, что мы полюбили, нас покидает и мы вдруг чувствуем одиночество и смертельный холод мирового пространства. И многие навсегда повисают на этой скале и всю жизнь мучительно цепляются за невозвратимое прошлое, за мечту о потерянном рае, самую скверную, самую убийственную на свете мечту».
Фильм стал не только легализацией и комментарием к нашей подлинной жизни, но и поддержкой в самых сокровенных чувствах
Для меня «Детки» больше, чем кино — важный железнодорожный узел автобиографического пейзажа. Мы с моей лучшей подругой смотрели их августовским вечером в «Горизонте» накануне ночного поезда на наш первый Казантип, где мы добрали то из репертуара «Деток» то, что недобрали во время просмотра. Реакцией была узнаваемость. Мы тоже были юные и так же засыпали вповалку, как герои этого фильма. Не стеснялись мочиться друг перед другом. Так же по утрам хохотали над отрубившимися в туалете, собирали опивки из пивных бутылок и жадно затягивались чудом сохранившейся до утра сигаретой, как Каспер (Джастин Пирс, приз American Independent Spirit за лучший дебют). Как Руби (Розарио Доусон) непринужденно обсуждали вкус спермы. СПИД уже успел стать нашим романтическим спутником — были инфицированные друзья — он тогда плохо лечился, от его присутствия приморские танцы на рассвете становились еще более сродни ритуальным пляскам перед дыханием Танатоса. Он, этот фильм, был свой в доску. Таких фильмов тогда не делали. Потом скейтборды, которыми мозжат головы, покатятся по вансэнтовскому «Параноид парку»; к поту, моче и слезам Кларк в «Кен Парке» добавит сперму; а англичане наполнят формулу «Деток» психологическим содержанием традиционного романа в «Молокососах». Рядом с ними сегодня «Детки» с их колтрейновскими синкопами кажутся такими же утлыми и тощими, как джазовые «Тени» Кассаветеса — рядом с его поздними «Премьерой» или «Глорией». Но за внешней невзрачностью — сгусток философии, прибавить к которой нечего.
Я сказал, что «Детки» были своими в доску. Но было кое-что, что — нет, не шокировало: удивляло тем, что было озвучено. Когда Телли мажет под мышками шариковым дезодорантом, а Каспер, качая гантелю на его постели, разражается монологом, что любит естественный запах пота. Когда Телли после секса с девчонкой из пролога дает Касперу понюхать свою руку, от которой еще пахнет той девочкой, «ирисками», как блаженно замечает Каспер. Вот это мы чувствовали — запах постели в полдень, оставшийся после покинувшего ее на рассвете визитера, который носишь с собой потом еще весь день, ходишь в нем, как в облаке, одурманенный, чуждый будням и бессмертный — но не проговаривали. Фильм стал не только легализацией и комментарием к нашей подлинной жизни, но и поддержкой в самых сокровенных чувствах.
«Детки» — это панорама попыток забиться в себя, единственно честных действий
А Корин с Кларком выстроили картину так, что вранье и истина постепенно меняются местами. Там есть сцена, где четверо 12-летних курят косяк и болтают все то, что подслушали от 18-летних, тусующих в соседней комнате. Это не их слова. Как не слова Телли те циничные соображения о целках. Не дав себе вырасти, они подцепили этот цинизм у взрослых, но он не съел их чувств. И лирическое изображение секса и дружеских объятий и посиделок спорит все громче со словесным цинизмом, и цинизм этот становится всего лишь навязанной цивилизацией дымовой завесой над искренними, хоть и обреченными, попытками юных докопаться до себя. В конце Корин разрешит Телли сказать правду, свою правду: «Юным необходимо уйти в себя. Для меня таким уходом стал секс. Если я перестану заниматься сексом, я умру». Сравните со словами Демиана у Гессе: «Мы слишком много говорим. Умные разговоры не стоят ничего, ровным счетом ничего. Уходить от самого себя грех. Надо уметь целиком забиваться в себя, как черепаха».
И «Детки» — это панорама попыток забиться в себя, единственно честных действий. А то, что об руку с ними гуляет смерть — так проживи ты хоть 18 лет, хоть 98, скажешь перед ее лицом то же, что говорит, очнувшись, в финальном кадре Каспер: «Господи Иисусе, что всё это было?» Жизнь и тут подтвердила, что авторы зрели в корень: Джастин Пирс начал после «Деток» успешную актерскую карьеру в Лос-Анджелесе, женился, а через несколько месяцев после свадьбы повесился в возрасте 25 лет.
А пока жив, повторяй другие слова, сказанные автором еще одного важного фильма 90-х о СПИДе, «Дикие ночи», Сирилом Колларом, сполна применимые и к «Деткам»: «Кровь, моча, слезы, сперма и дерьмо отмываются водой и мылом».
