Принцип наибольшего счастья
Майор. Реж. Юрий Быков, 2013
Начнем издалека.
В 1789 году английский юрист и философ Иеремия Бентам издал трактат «Введение в основания нравственности и законодательства», в котором обосновал принцип утилитаризма в этике и навсегда освободил расцветающее буржуазное общество от угрызений совести. Понятное дело, он был не первым. От античных эвдемонистов до французских просветителей были написаны многие тысячи слов о том, что «самою важною из забот является постоянная забота о самосохранении», что «единственной страстью, которая рождается вместе с человеком и никогда не покидает его, пока он жив, является любовь к себе» (обе цитаты из человеколюбивого Руссо) и что бесполезно бороться с врожденным эгоизмом и вставать на пути человека к счастью. Религия (любая) этого не понимает и бороться пытается: бормочет что-то про различение света и тьмы, про альтруизм и любовь к Богу и ближнему, — но у нее мало кого получается убедить. Поэтому главная задача — не пытаться победить эгоизм, а придумать такое устройство общества, чтобы приспособить для общей пользы врожденное стремление человека к выгоде для себя и «своих». Концепция Бентама получила известность как «принцип наибольшего счастья»: «Мир, в котором живет миллион очень счастливых людей, очевидно, будет более предпочтителен, чем мир, в котором живет миллиард не очень счастливых, поскольку в первом мире уровень счастья — другими словами, среднее счастье — выше».
Последователи Бентама, утилитаристы, разработали непростую методику расчетов этического баланса, из которых следовал, тем не менее, простой вывод: если в процессе решения проблемы пострадал один человек, а пользу приобрели десять, то это очень нравственное решение с точки зрения Принципа Наибольшего Счастья. В середине XIX века российская демократическая общественность во главе с Чернышевским и Добролюбовым пришла от идей утилитаристов в полный восторг: вот он, разумный и нравственный эгоизм, — простое и наглядное, свободное от индивидуальных погрешностей и религиозных догм, научное решение этических дилемм! Достоевский, конечно, попытался посреди всеобщего ликования вставить нерациональное словечко про слезу ребенка, но понимания не нашел. А Принцип Наибольшего Счастья пережил многие интерпретации и наконец стал главной находкой для власть предержащих, что бы ни творилось в стране: буржуазная революция, антибуржуазная большевистская диктатура, буржуазная постсоветская анархия, антибуржуазная новая государственность, — неважно. Каждый облеченный властью и принимающий безнравственные решения апеллировал к общественной пользе, подсчитывал выгоду, будто бы приобретенную большинством, и демонстративно разворачивал калькулятор экраном к публике: смотрите, разве эта логика не безупречна? Разве это не самое нравственное решение при таких вводных?
Майор. Реж. Юрий Быков, 2013
Вводные тем временем действительно нехороши. Режиссер фильма «Майор» Юрий Быков дал много интервью по этому поводу. Дурной тон — начинать разбор фильма не с него самого, а со слов режиссера, и все же в данном случае мы поступим именно так. В конце концов, именно общественной значимостью проблемы объясняет режиссер свой выбор героев и сюжета, именно общественного резонанса ждет от неравнодушных зрителей и именно поэтому так стремится растолковать идеологию своего кино.
Вкратце идеи, сформулированные Юрием Быковым, таковы. Майор — это слово и звание, которые вмещают в себя все нужные смыслы, актуальные в современной России: власть, долг, силу и волю. В стране царят родоплеменные отношения, которые строятся на двух базовых принципах: силе/власти и разделении на своих и чужих. Более сильные побеждают более слабых, поэтому свои должны держаться вместе и вместе же обороняться от чужих. В заданных условиях игры это не только правильно, но и праведно. Если кто-то из-за «атавизмов морали и нравственности стремится к справедливости» (точная цитата), его действия в результате приводят только к увеличению насилия и умножению смерти. Поэтому человек, который бунтует против принципов, помогающих выживать своим, — приносит зло, а тот, кто поддерживает эти принципы, умножает добро и количество пользы для людей. Определенных, конечно, людей, но мы помним, при каких условиях «среднее счастье — выше». То, что защищаемые принципы бесчеловечны, с этой точки зрения не важно: жизнь по понятиям по определению нравственнее, чем жизнь без понятий, даже если «предательство» (режиссер называет в своих интервью поступок майора предательством) продиктовано альтруизмом.
Майор. Реж. Юрий Быков, 2013
В каждом интервью режиссер говорит о том, что его задача — показать правду, как она есть, и что на самом деле все еще страшнее. Но искусство и реальность различаются тем, что задача реальности — существовать, а задача искусства — воспроизводить это существование с определенной точки зрения. В этом фильме именно с точкой зрения автора — беда.
Когда картина мира основана на том, что людей не изменить, — это прагматизм. Когда картина мира основана на том, что систему не изменить, более того, не нужно и пытаться, а то хуже будет (так, мол, хоть какая-то предсказуемость, понятность, стабильность) — вот это уже деформация психики. Психики человека, который не может спрятаться от насилия и, чтобы не сломаться, начинает выстраивать новую систему координат и придумывает новое добро и новое зло — то есть различает более и менее нравственное насилие.
Психолог Людмила Петрановская недавно написала об этом в своем блоге и назвала современное российское общественное сознание виктимным: «Когда насилие длительно и безвыходно, когда нет стратегии избегания (невозможно «вести себя хорошо» и избежать насилия), а витальная зависимость от насильника высока (проще говоря — никто, кроме него, не накормит), психика, не в силах выдерживать стресс, «сминается», деформируется, она больше не может выносить осознание положения вещей таким, каково оно есть, и, чтобы защититься от непереносимого стресса, меняет саму картину мира, саму систему координат. <…> То есть человек принимает картину насилия как «нормальную», «обоснованную», «неизбежную», следующую из множества совершенно объективных причин, от «папа за меня переживает, потому и бьет» до «мы такой народ, с нами без твердой руки нельзя».
Майор. Реж. Юрий Быков, 2013
Именно об этом — все разговоры героев фильма и монологи режиссера в интервью (в репликах режиссера «мы» меняется на «они», герои; «вы» остается неизменным). Что — мы? Разве это мы придумали? Разве нам это нравится? Но разве у нас есть выход? Нам нужно жить и кормить семью. А что, вы бы по-другому себя вели? Ну и что, что у нас оружие и власть. Вам пистолеты дай, вы тоже будете отстреливаться. Конечно, нам свои ближе. А вам нет? Как говорит главный герой свидетельнице: «Если бы с твоим мужиком случилось такое, как с майором, ты бы тоже его выгораживала». И она молчит, не возражает. И как говорит другой главный герой о той же свидетельнице: «Если бы я тогда ее убил, все наши живы были бы». Буквально по утилитаристу Джону Стюарту Миллю: «Является ли этот способ наилучшим для удовлетворения моего желания, или другой способ будет более быстрым, дешевым и легким?» Жить по закону — способ долгий, дорогой и трудный. Застрелить свидетельницу, чтобы замять дело по приказу начальства, — способ быстрый, дешевый и легкий. Так думает не только герой, так думает Система.
Что же думает режиссер? Судя по интервью, он хочет, чтобы подумал зритель — о том, в каком страшном мире живет. Но при этом режиссер еще хочет, чтобы зритель испытал сочувствие к героям, потому что это, во-первых, драматургично, а во-вторых, он и сам считает, что его герои — хорошие, нормальные мужики, просто жизнь такая. Прямо по Чехову: «Люди виноваты только в том, что слабы». Для этого он заставляет главного героя сбить ребенка не просто так, а на пути к рожающей жене. Для этого он заставляет всех персонажей говорить майору, что он-де хороший человек, свой, и поэтому они ему помогут. Для этого он заставляет милиционера кидаться на ружье, чтобы защитить своих (правда, опять только своих), и явно пытается сделать эту сцену кульминацией. Да и злодейское начальство, как взглянешь, не совсем людоед, а с человечинкой: домовито, обильно детьми, свои злодейские «разобраться» раздает на фоне дымящейся супницы и приветливо разливающего борщ половника, по-домашнему. Этот мир просто пронизан семейственностью, родством, свойством. Мы словно приглашены в гости к большой, заботливой семье, где все друг друга понимают и поддерживают.
Майор. Реж. Юрий Быков, 2013
С этой точки зрения настойчивая надежда майора на областное начальство и то упорство, с которым он к этому начальству пробивается в поисках защиты для свидетеля, — выглядят странно: разве там не такая же семья? Разве областные милиционеры другие, честные? Или в клановом мире разные семьи враждебны друг другу по определению? Впрочем, фильм снят так, что мир за пределами района совершенно неизвестен, недостижим, а временами, может, и вовсе не существует. Людям вполне хватает родной ойкумены с ДПС-никами-пограничниками по периметру, причем знакомыми ДПС-никами. Впрочем, в фильме все друг другу знакомы и практически родственники. Повторюсь: семья. Крепкая дружная семья.
В эту семью не вписывается только погибший ребенок. И его мама. И его папа. Они инопланетяне, возникшие из ночи и снега, чтобы устроить катастрофу и исчезнуть в снегу. Ребенок не понимает, что у героя жена рожает, едет тут со своими санками по переходу, нет чтобы перетоптаться на обочине. И мама его никак не поймет, что сына не вернешь, а хорошие люди из-за ее идиотской принципиальности пострадают. И папа не поймет, что не рыпаться надо, а жену уговаривать помолчать, целее будут. Оба. Режиссер, впрочем, особо на эту семью не отвлекается (во-первых, они чужие, во-вторых, их горе понятно и драматургически режиссеру неинтересно) и использует этих героев только для того, чтобы они создавали все новые и новые помехи и двигали тем самым действие. А вот нежданный взбрык майора, который сначала повел себя как нормальный человек (убедился, что ребенок помер, запер мать в машине, отобрал у нее телефон, вызвал друзей по РУВД и перетер с начальством), а потом вдруг решил ответить по закону, — вот это гораздо интереснее. С чего это он?! Но и тут режиссер сосредоточен не на причинах столь шокирующего поведения майора, а на изумлении его коллег и тех проблемах, которые у них по поводу этого майорского решения возникли.
Майор. Реж. Юрий Быков, 2013
Точка зрения автора двоится, троится и рассыпается. Вроде бы он сочувствует родителям погибшего ребенка, и мы бы им посочувствовали, да не можем разглядеть — они в кадре если и появляются, то где-то сбоку, объектами, статистами, подыгрывающими героям в их мизансценах. Вроде бы он сочувствует майору, но у зрителя перед глазами — первые сцены, когда мать бьется в запертой машине, а майор «решает вопрос», — и проблемы с эмпатией, раз возникшие, не исчезают до конца. Вроде бы он сочувствует майоровым коллегам: они тут ни сном ни духом, а дерьмо разгребать приходится, потому что все повязаны, а майор, вместо того чтобы помочь (ведь из-за него же все!), только палки в колеса ставит, гад. Но зрителю трудно разделить и это сочувствие к братской солидарности.
Трудно потому, что каждый из нас сыт по горло клановой солидарностью людей при власти и с оружием. Трудно потому, что нравственные терзания палача меркнут рядом с гибелью ребенка по определению. Трудно потому, что автор искренне не понимает, что сочувствие к герою и оправдание его убеждений и поступков — разные вещи.
Представьте Достоевского, который, сочувствуя страдающему Раскольникову, пытается убедить читателя, что раскольниковский Принцип Наибольшего Счастья и впрямь верен, полезен и добродетелен. Представьте не героя, а автора, убеждающего читателей в том, что выгода от убийства очевидна: одна бессмысленная, дрянная старушонка — и сотни спасенных жизней! Но именно это и делает режиссер Юрий Быков в фильме «Майор». Приятного вам просмотра.
Читайте также
-
Мы идем в тишине — «Падение империи» Алекса Гарленда
-
Под тенью умерших в саду — «Белое пластиковое небо» Баноцки и Сабо
-
«Я — капитан» Маттео Гарроне — Песни радости и счастья
-
Кто есть Америка? — «Нежный восток» Шона Прайса Уильямса
-
Это норма — «Герой наших снов» Кристоффера Боргли
-
Анти-Франкенштейн, который смеется — «Бедные-несчастные» Йоргоса Лантимоса